– Ну и командир у нас! – злится Баженов. – Еще вчера болтал, что бригада должна остаться бригадой, а сегодня вот куда гнет. Сам хочет доконать бригаду! И ведь никому не говорит, как и где фронт перейти, к кому за фронтом податься – боится, как бы не накапали на него там!
Баженова, я знаю, грызет обида, досаждает ему больше боли от раны: еще бы, три месяца воевал он бок о бок с нами, а Самсонов прихватит теперь десантников, отберет самых боевых, здоровых ребят, и плевать ему, Самсонову, на раненого пулеметчика. Но всего обидней для Баженова роспуск бригады.
– Из-за таких вот начальничков, – сокрушается Казаков, – мы в сорок первом портки теряли…
– Но, но! – для порядка прикрикивает на ворчуна Щелкунов. – Разговорчики! Командир есть командир! Командир какой-никакой… еще пока… – добавляет он с такой горечью в голосе, что у меня самого сжимается горло.
Но я тут же успокаиваюсь: теперь, когда я видел в наш последний день в Хачинском лесу поверженного Самсонова, я знаю, на чьей стороне будет скоро победа. Нет, бригада не погибла, бригада рассыпалась, как сноп со слабой перевязью. Перевязь оказалась рваной – это дело рук Самсонова. Он взял чересчур круто и туго. И перевязь порвалась. Но колосья не пропадут. Колосья пойдут в новые снопы. Перемелется – мука будет…
5
Но пока Самсонов взялся за карандаш и блокнот, строчит клеветническую радиограмму-«молнию».
Боков стоит поодаль, наблюдает с недоброй усмешкой за Самсоновым. Нет, Вася Боков совсем не такой рохля, каким мы раньше представляли его себе!
– Слушай, – говорю я ему, – ты понимаешь, что он этой «молнией» вполне может пепел сделать из наших товарищей?!
– Не выйдет этот номер у нашего громовержца, Витя! – спокойно отвечает Боков, с минуту пристально поглядев на меня, и огорошивает меня неожиданным сообщением: – Сработает наш громоотвод! По рации шестьсот двадцатого отряда мы с Самариным и Полевым просили Москву прислать представителя нашей части, чтобы разобраться в делах Самсонова. Об этом пока молчок! Пусть пока мечет гром и молнию! Скоро мы по-новому заживем.
Когда я встретился с 620-м отрядом, я подумал, что встреча наших отрядов похожа на встречу двух кораблей в открытом море. Почему же не пришло мне в голову, черт меня совсем побери, что если у одного корабля сошел с ума капитан, если подмял он под себя радиста, то надо воспользоваться радиостанцией другого корабля? Да потому, конечно, что Самарин, Полевой – лучшие наши люди – действовали сообща, единым фронтом!
Боков отводит Щелкунова, Барашкова и меня в сторону.
– Видали, – спрашивает он нас, – как оскандалился Самсонов третьего сентября? Да, не повезло нам, ребята! Когда Киселев и Бурмистров прилетели месяц назад, они рассказывали – другие командиры групп вполне оправдали доверие командования, один Чернышевич что стоит! Наши десантники делают большие дела под Витебском и Полоцком, под Бобруйском и Минском… Хочу я рассказать вам один случай. Ходил я зимой через фронт с одним командиром из новеньких – Смирновым. Проводник наш, из местных, сбежал в первую же ночь, Смирнов спаниковал и решил обратно через фронт деру дать. Тогда вся наша группа взяла да отстранила труса от командования, а на его место назначила Володю Прохорова. Выполнили задание, вернулись в часть, и командир части одобрил наше решение – молодцы, говорит! – Боков оглядел нас всех, улыбнулся печально: – Случай этот не ложь, и в нем намек, добрым молодцам урок. И в первую голову – мне урок. Тяжелая вина на мне. Какая? Да я себе теперь никогда не прощу, что без боя отошел от руководства, уступил свое место таким типам, как Ефимов и Кухарченко. И все потому, что не считал себя вправе бороться с командиром. Моя хата с краю, ничего не знаю… Хотел я умыть руки, а глядь, они не только грязные, но и в крови…
– Постой, куда это радист едет с Кухарченко и Гущиным?
– Далеко? – окликаю их я.
– В ближнюю веску, полицаев потрошить, – отвечает с подводы Кухарченко. – И вот радиста думаем подкормить. Изголодался, бедняга. Один он у нас, сердешный…
– А рация как же?
– Рация у Токарева. – Кухарченко остановил подводу. – Что носы повесили? Через недельку в Москве пировать будем. Посмеяться хотите? Вот газетку почитайте… – Кухарченко бросает мне сложенную в трубку газету. – Самарин из родных хачинских краев доставил… Читай вслух! Не захочешь – захохочешь!
Я подхожу к Студеникину, шепчу ему:
– Не смей передавать эту радиограмму Самсонова, слышишь!
Радист хмурится и неохотно отвечает:
– Ты уж третий мне это говоришь!
Щелкунов развертывает на ходу газету «Голос вёски» – «Голос деревни».
В газете под жирными заголовками – оперативная сводка карателей. Немцы бахвалятся разгромом хачинских партизан, приводят сногсшибательные цифры, все в сотнях и тысячах: тысячи сдавшихся в плен, сотни убитых, сотни захваченных автоматов и пулеметов, три автомашины, десятки разгромленных бандитских гнезд, склад с боеприпасами…