– Ох, у меня и из головы вылетело, зачем мы дом продаем. Слушай, а как вы две такие овечки собираетесь денежные вопросы решать? Вы же и скидку не попросите! Торговаться ж не умеете! Вас обуют, как пить дать!
– Да мы только смотреть. На подписание договора тебя призовем, – успокоила я Булочку, хихикнув про себя. Она забыла, как Маша обмолвилась, что ей приходилось отчитываться перед мужем за купленные колготки и прокладки. Да и я научилась распределять бюджет.
Я думала, что мы только смотреть. А вышло, что сразу и арендовали. Мы просто влюбились в старый кирпичный дом, перекликающийся духом с раскрученным «Артплеем» на Курской. Но по деньгам гораздо дешевле.
Здание находилось на Саввинской набережной и словно было создано для того, чтоб приютить талантливые работы художников. Ну и, конечно, чтоб стать модным местом. Хозяин помещения, вопреки предостережению Булочки, сделал скидку. Правда, заслуга в этом была не наша, а Улиточки. Хорошо, что отвозить ее к Мышке я не стала – не хотелось злоупотреблять гостеприимством.
Дочь сразила мужика наповал. Услышав наш с Булочкой разговор, она его запомнила и сделала свои выводы. И принесла первый бонус в наше дело. Терпеливо подождав, пока мы осмотрим помещение, она взяла быка за рога.
– Дяденька, а вы не обуете мою маму и тетю Машу? – пристально глядя в глаза владельцу здания, спросила она.
Челюсть мужика едва не стукнулась о каменный пол. Он ошарашенно посмотрел на наши ноги, потом на Улиточку и наконец, отмер.
– А должен?
– Нет, наоборот! Олюшка сказала, что мама и тетя Маша – две овечки, которые не умеют торговаться. А им нужна скидка, – важно, как на собрании акционеров, рассуждала дочь.
– А ты, значит, умеешь торговаться? – изумленно спросил наш арендодатель, сдерживая рвущийся смех.
– Нет, ну что вы! Я ж еще маленькая! Но подрасту и обязательно научусь! Маме помогать нужно!
Улиточка подарила свой «фирменный», доставшийся от отца взгляд слегка исподлобья.
– Подрастешь, я тебя возьму к себе на работу, – все еще с выражением офигения на лице пообещал дядька.
– А мы пригласим вас на выставку, – не осталась в долгу Улиточка.
Мы расстались весьма довольные друг другом.
Но жизнь – это реальные качели. Только что мы едва не подпрыгивали от счастья, а через какие-то пятнадцать минут чуть не поседела от страха.
Мы решили прогуляться по набережной и дошли до Новодевичьего монастыря. Одно из тех мест, где можно отдохнуть душой, отвлечься от всего неприятного. Полюбоваться плавающими уточками и почувствовать, как замирает сердце при виде монастырских башен, напоминающих строгие массивные короны.
– Ма, ну мы идем уточек кормить? – затеребила Улиточка мою футболку. – Мы же хлебушка им купили!
– Сейчас идем, солнышко. Тете Оле позвоню, расскажу, как ты выторговала скидку.
– Я молодец, да? – малышка зажмурилась, как кошечка, и задрала вверх довольно улыбающуюся мордашку.
– Нет. Не молодец, – решила я подразнить свою малявку.
– Как? – Улиточка вмиг насупилась.
– Ты любимый, самый –самый лучший молодец!
Я прижала к себе пыхтящее от нетерпения сокровище и поцеловала в макушку.
– Посиди немножко.
Маша откинулась на спинку лавочки и от удовольствия сама зажмурилась, как только что делала Улиточка. А я достала телефон.
– Моя школа, – с гордостью воскликнула Булочка, как только я поведала ей о переговорах, проведенных крестницей. Мы перебросились еще парой слов.
– Ну пока, пойдем кормить пернатых…, – сказала я и осеклась. Улиточки рядом не было. От страха у меня выступил пот и показалось, что даже волосы зашевелились. Нет! Нет! Этого не может быть! Как только она начала складывать предложения, мы с ней заучили заповеди – на улице от мамы никуда нельзя уходить, к воде и к дороге одной не подходить. И она никогда меня не доводила до предынфарктного состояния. Я рванула к пруду, выкрикивая имя дочери и захлебываясь слезами. Господи, пожалуйста! Пожалуйста! Причитала я и тут же звала Улиточку.
Обезумевшая от ужаса, я готова была уже нырять в воду, как вдруг услышала голос дочери в стороне от лавочки, где мы сидели, и Маши, которая шла к ней.
– Мам! Ты чего? Я здесь
– Аля! Здесь она!!
Увидев Улиточку, живую и невредимую, я бессильно опустилась прямо на траву. Почувствовала себя тряпичной куклой для школьного театра, из которой вынули руку. Самый «страшный» страх – это страх за ребенка. Нет ничего в мире мощней его. Иррациональный. Дикий. Каждую минуту. И если в повседневности он как-то заглушается делами и заботами, то вот в такие моменты захлестывает, как цунами, лишая разума. Забирая, как вампир, всю энергию. И сейчас, после встряски, у меня даже не было сил радоваться. Я только выдохнула и закрыла лицо руками. Потом поднялась и на ватных ногах подошла к воде, зачерпнув в горсть, плеснула себе в лицо.
Оказалось, Улиточка, чтоб не сидеть сиднем рядом со мной, нашла интересный объект в моей зоне видимости. Ее заинтересовала молоденькая девушка, почти девочка. Перед ней стоял мольберт, а на лавке раскрытый этюдник с волшебными принадлежностями художника.