Он спросил так, будто они уже обо всем договорились. Зоя прикусила губу и отвернулась. Штукин аккуратно, но уверенно развернул ее к себе и поцеловал. Николенко забилась было, но потом ответила на поцелуй, который получился долгим и очень вкусным. Остроту ему придали ее переживания – видимо, она еще раз в этот момент вспомнила о Егоре…
Потом Валера погладил помощника прокурора по голове и скомандовал:
– Тебе надо домой. Я на днях позвоню.
– Хорошо, – покорно кивнула Зоя и быстро исчезла в парадной.
Штукин, жмурясь, как сытый кот, и пританцовывая, обошел машину, сел и поехал домой, напевая под нос:
– …А удача… – награда за смелость!
Он ощущал кайфовый кураж и предвкушал много приятного и интересного. И никаких дурных предчувствий у него не было.
А еще через день, в субботу, он позвонил Николенко с утра и предложил:
– Слушай, пока еще тепло – давай-ка, махнем куда-нибудь на озеро! Я местечко знаю – классное, там никогда народу не бывает! А то везде – какие-то хари протокольные!
Зоя колебалась недолго:
– Давай.
…Они поехали в сторону Карельского перешейка. В машине Зоя Николаевна опустила спинку кресла и по-девчоночьи положила ноги, слегка прикрытые легким сарафаном, на торпеду. Этот знак и ее педикюр Валера оценил, но, когда он осторожно положил свою правую руку ей на коленку, Николенко вдруг как-то съежилась и напряглась. Штукин это почувствовал, остановил машину, вышел, подошел к пассажирской двери, открыл ее и присел на корточки, взяв в свои ладони Зоины руки:
– Что-то не так?
По щеке Николенко вдруг поползла слеза. Она высвободила руку и махнула ею:
– Все в порядке, просто… Не знаю. Беспокойно как-то.
Валера покачал головой:
– Зоя, мы можем спокойно повернуть обратно. Заедем куда-нибудь, выпьем зеленого чаю, и ты очень быстро будешь дома.
Николенко вдруг разрыдалась:
– Я не хочу домой! Я не люблю мужа! Он хороший. Но я его не люблю! И любовника – не люблю! Он – тоже хороший… А я – такая, такая…
Штукин вздохнул. А что тут скажешь? Но он все же сказал:
– Ты в голову-то не бери… Самое страшное, когда человек начинает делать только то, что должен, особенно в личной сфере. Ты же свободная гражданка свободной страны…
Николенко залилась слезами еще пуще и сквозь рыдания начала рассказывать:
– Я вчера домой прихожу, а муж телевизор смотрит – без галстука, но в брюках и рубашке, застегнутой до последней пуговицы. Я ему: мол, хоть дома-то футляр свой можешь снимать?! А он: «Мне так удобно…» А мне неудобно! И пижама его из партийного пансионата «Единой России» – тоже неудобна! И неудобно, что он в любых гостях только о кадровом раскладе в Желтом доме говорить может! А он сидит себе и смотрит, как в телевизоре прокурор города выступает… Слуги народа бескорыстные… А любовник мой… Он очень хороший, но он… маленький еще…
Валера не прерывал ее исповедь. Ну, не говорить же, в самом деле, про любовь – только, чтобы ее успокоить?
Подло это… А любви в себе Штукин не чувствовал. Он вдруг ясно понял это, и ему тоже стало грустно и одиноко. Женщины устроены странно. Если бы Штукин стал утешать Николенко – она бы, наверное, проплакала долго. А когда Валера сам загрустил, Зоя Николаевна вдруг испытала легкое беспокойство – что это там с кавалером, почему не функционирует? Это беспокойство помогло ей быстро прийти в себя. Она достала платок, пудреницу и стала приводить себя в порядок, сказав тихо:
– Ладно, поехали…
До озера они доехали с разговорами – о жизни, о мужчинах и женщинах… Постепенно к ним обоим возвращалось хорошее настроение. Валера даже рассказал анекдот:
– Встречаются два парня. Один спрашивает: «Как дела?» Другой: «Черная полоса». Потом они же встречаются через неделю. Первый спрашивает: «Как твоя черная полоса – прошла?» А второй отвечает: «Что ты! Это была белая полоса, а вот сейчас началась черная!»
Зоя рассмеялась, потом замолчала и сказала тихо:
– Это про меня.
И тут они вдруг рассмеялись оба, разряжая атмосферу окончательно, Зоя даже прослезилась снова, а потом загадала Штукину загадку-анекдот:
– Плыла лодка. Начался шторм. Утонули четыре моряка. Сколько еще утонет человек?
Штукин усмехнулся и покачал головой:
– Сдаюсь.
– Еще четверо.
– А почему?
– Ну как? Еще четыре мента – при следственном эксперименте.
Эта прокурорская шуточка была не просто с бородой, а с бородой седой и длинной, но Валера рассмеялся почти искренне. Смех ведь – лучшее лекарство от плохого настроения и дурных мыслей.
Место у озера, куда они в конце концов добрались, действительно было диким. Тут у обоих почти одновременно зазвенели мобильные телефоны. Они поговорили с собеседниками, комкая разговоры, а потом отключили мобильники.
– Знаешь, – сказал Штукин. – Здесь ведь можно и без купальника. Любишь купаться голой?
Николенко покраснела, но наклонила голову:
– Люблю… И откуда ты все знаешь?
– Да я просто сам люблю голышом – кайф невыразимый. Полное слияние с природой…