Внедрение

Зоя медленно начала развязывать тесемки сарафана. Валера не торопил ее, но потом не выдержал и начал осторожно помогать. Ее кожа сначала чуть подрагивала под его пальцами, но потом Зоя расслабилась и пошла за Штукиным в еще очень теплую черную воду. Сначала они просто плавали на мелководье друг вокруг друга, потом стали задевать друг друга телами чаще и чаще, потом их ноги и руки сплелись, потом Зоя начала стонать, словно жаловалась воде на что-то, потом она вскрикнула и обмякла в руках Валеры, который еще долго не отпускал ее…

А потом они еще лежали на мелководье, пока Штукин не решил сплавать к середине. Заплыв на глубину, он перевернулся блаженно на спину и посмотрел в небо. Уши его закрывала вода, поэтому он и не услышал, как сзади тихо подплыла Зоя.

Конечно, она не замышляла ничего дурного, ей просто хотелось побаловаться и подурачиться. Николенко обхватила шею Штукина и чуть нажала на нее весом своего тела. Валерка хватанул ртом воды, забился и дернул машинально локтем. Силу своего толчка он не почувствовал, потому что практически уже тонул сам. А попал он Зое в шею, даже не в шею, а в горло… У него хватило сил вынырнуть и оглядеться. На поверхности озера он был один. Не увидев Николенко, он начал бешено крутиться на месте, одновременно пытаясь откашляться и восстановить дыхание. Потом застыл. Штукин почувствовал, как у него внутри липкой ледяной волной расползается ужас. Он нырнул, но быстро вынырнул, так как дыхание восстановил не до конца. В черной озерной воде ничего не было видно… От этого страх стал еще больше, но Валера переломил себя и нырял снова и снова, доведя себя до исступления…

До дна он ни разу и не донырнул, было слишком глубоко. Один раз он заорал – это был страшный, дикий крик, заменивший ему рыдание. Он уже еле дышал, у него закружилась голова, и он понял, что сейчас потеряет ориентацию, а затем и сознание – от ужаса и перенапряжения. Валера еле проплыл двадцать пять метров, отделявшие его от берега. Как он вылез и упал на траву, Штукин уже не помнил. У него начались рвотные позывы, но его все же не вырвало. Сердце Штукина стучало как-то странно – ровно, но очень-очень быстро, будто какая-то вагонетка разогналась до невероятной скорости. Он сел, но в голове тут же помутнело, и он снова откинулся на траву. Потом перевернулся лицом в траву, сглотнул очередной рвотный позыв и потерял сознание.

Когда Штукин очнулся, сел и огляделся, то увидел все ту же чудовищную картину – он был один.

Сидя в странной, очень неудобной позе, Валера тупо уставился на спокойную гладь озера. К глазам подступали слезы, горло перехватило, и он, наверное, расплакался бы, если бы рядом находился еще хоть кто-то.

Штукин помотал головой и до хруста сжал зубы. Взгляд его стал совсем нехорошим – диким и каким-то очень жестоким.

– Сука-жизнь, – еле выговорил он. Валера встал, постоял покачиваясь, а потом попытался крикнуть во весь голос: – Сука-жизнь!

Сил на вопль не хватило, получился какой-то клокочуще-хриплый возглас…

Он снова сел на траву, потом лег. Глядя в безоблачное равнодушное небо, Штукин горячечно зашептал:

– Чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок… Это я искупить не смогу, поэтому и объяснять не стану… Что же мне всю жизнь с собой Зою Николаевну носить? За что?! В чем я ви-но-ват?!

Последнюю фразу он выкрикнул, словно плюнул в небо. Неожиданно для самого себя Штукин вскочил и сжал правую кисть в кулак, который показал небу:

– Видал, тварь?!!.

Небо ничего не ответило…

Спустя какое-то время он оделся, сел в машину, отъехал на ней метров на пятьдесят, остановился и вернулся пешком к тому месту, откуда они с Зоей заходили в озеро. Штукин осмотрел все очень внимательно и разложил вещи Николенко так, чтобы было понятно, что она купалась. Потом Валера вернулся к машине, снял с нее номера и уехал прочь. По дороге до основной трассы навстречу ему никто не попался, так что номера-то он отвинчивал зря. Перед самой трассой он прикрутил их обратно и поехал к городу…

Уже подъезжая к Питеру, Валерка глянул на себя в зеркало заднего вида и не узнал – так он осунулся и почернел.

– Ладно, – еле слышно сказал Штукин. – Что есть, то есть, прошлое не изменишь…

Он вспомнил, что у него, в принципе, есть дело: Денис просил приглядеть за движениями у одного офиса на Серпуховской улице. Штукин доехал до этого места, встал и начал писать сводку наблюдения, будто работал здесь уже часа три. Потом он вспомнил о своем телефоне, включил его и, позвонив Денису, спросил: надо ли упираться на Серпуховской до вечера или подойдет и общее впечатление?

– Надо бы, – корректно настоял Денис.

– Без проблем, – ответил Валера.