Внеклассные чтения

А ты стоишь у окна рядом с притихшим Гришей Соловьём и вид у тебя такой, будто только что огласили твой смертный приговор. Смотришь в гранитный пол и понимаешь, что сегодня тебе опять придётся ехать к Нине Васильевне домой.

Читать Байрона.

Опять.

И вид обслюнявленного члена не идёт из твоей головы…

– Вот ты и встрял, Стебунов, – громко говорит тебе Саня Иванов – невысокий светловолосый пацан мажористого вида. Он довольно ухмыляется и добавляет: – Но жопа у неё и, правда, классная…

– Да она ненормальная какая-то, – спокойно замечает Коля Смиренко. – У неё с головой какие-то проблемы.

И парни у соседнего окна опять заводят беседу на какую-то около сексуальную тему.

Отмолчавшись и протерев свои очки, Гриша Соловей смотрит на тебя и продолжает прерванное повествование:

– Я рассчитал, что за одну минуту 60-тиваттная лампочка в туалете расходует…

* * *

В тот знаменательный вечер, когда ты оказываешься у Нины Васильевны второй раз, она опять усаживает тебя за стол. Вы опять пьёте чай. Как и в первый раз.

Впоследствии это входит в своеобразную традицию – пить у неё чай.

И, кстати, эта мелочь – распитие у неё на кухне, – как и та металлическая авторучка тогда в лесу, сыграет свою немаловажную роль во всей этой истории.

В общем, в тот вечер, когда ты второй раз оказываешься у Нины Васильевны, вы опять пьёте чай.

Опять молча, как и в первый раз. Вы и в автобусе до нужной остановки едете молча.

Она молчит, холодными стеклянными глазами смотрит куда-то в сторону. Ты молчишь, твои глаза под засаленной чёлкой боязливо уставились в грязный пол автобуса. И сердце бьётся всё медленнее.

Нина Васильевна идёт от остановки до своего подъезда, ты молча плетёшься рядом.

Пока Нина Васильевна поднимается на свой этаж, ты молча плетёшься рядом.

Она открывает обитую старым дерматином дверь, ты молча стоишь рядом.

Входит в квартиру, ты молча заходишь за ней.

И всё это время ты смотришь исключительно себе под ноги.

Со стороны, наверное, это выглядит несколько забавно – затюканный пацан и женщина примерно тридцати лет, идущие рядом.

Она – словно тюремщица, ведущая узника в кандалах, и он – словно узник в кандалах, плетущийся за тюремщицей.

И ты действительно ведь идёшь, словно в кандалах.

Ни убежать, ни позвать кого-то на помощь у тебя даже не возникает мысли.

Совсем не возникает.

Даже отдалённого эха нет.

Наверное, это самая что ни на есть рабская психология. Психология жертвы.

Ты лишь вяло плетёшься и обречённо смотришь себе под ноги.

Как загипнотизированный удавом кролик.

Только в прихожей Нина Васильевна произносит первую фразу. Она снимает с себя пальто и говорит:

– Проходите на кухню.

И ты разуваешься и проходишь.

Когда вы допиваете чай, возникает неловкая пауза. Хотя… Вы и так оба всё время молчите, как ещё может быть пауза.

Нина Васильевна сидит за столом, её руки лежат поверх крест-накрест, а взгляд направлен в опустевший стакан.

Ты тоже смотришь на свой опустошённый стакан. Руки опущены под стол промеж ног.

Эта мизансцена длится около минуты.

Она смотрит в свой стакан, ты – в свой.

Потом Нина Васильевна внезапно поднимается со стула и подходит к холодильнику.

Спина её очень ровна. Она всегда так держится – статно. Плечи расправлены, подбородок приподнят, и ни малейшей сутулости.

С открытой дверцы холодильника она извлекает бутылку водки.

Именно водки.

Не коньяк и не вино хранится в закромах у преподавательницы литературы с патологической манерностью аристократки, а именно водка.

Причём бутыль уже початая. Но отпито лишь самую малость.

Нина Васильевна возвращается за стол, неумело своими тонкими пальцами откручивает крышку и наливает водки на несколько глотков прямо в стакан с остатками чая.

Когда вся эта картина попадает в поле твоего периферического зрения сквозь прямые пряди чёлки, ты не можешь сдержаться и поднимаешь взгляд.

В тот момент ваши глаза встречаются. Впервые за долгий промежуток времени.

Каких-то полторы секунды вы смотрите друг на друга. Ты – на неё, она – на тебя.

И ты слишком напуган в тот момент, чтобы прочесть испуг и в её глазах.

Нина Васильевна опять отводит взгляд в сторону, куда-то в стену, поднимает со стола стакан и, давясь, в несколько глотков опрокидывает водку в себя.

Тогда ты первый и последний раз видел, как человек морщится не всем лицом, а одними лишь глазами.

Нина Васильевна на мгновение замирает, будто позволяет мурашкам пробежать по телу, потом ставит стакан на стол и произносит, по-прежнему глядя мимо тебя:

– Пойдёмте в комнату…

Она поднимается со стула и выходит из кухни.

Ты ещё несколько секунд сидишь за столом. Твои глаза расширены. Страх ещё сильнее охватывает твою маленькую душу.

В мозгу пульсирует лишь подзабытый стих Байрона, обслюнявленный член и материнский наказ многолетней давности о том, что всё, что связано с пипиской – плохо…

5

Ходить к Нине Васильевне ты начинаешь каждый вечер. Нет, ты ходишь туда не добровольно. Просто она каждый раз говорит тебе "После окончания уроков второй смены ждите меня у школы". Или "Во столько-то вечера ждите меня сразу у моего подъезда"… И ты каждый раз выполняешь её указания.