Внемлющие небесам

«Хочет того Макдональд или нет, – размышлял Томас, – но Адамс должен стать источником важнейшей неофициальной информации, и не только о применяемых здесь технике и методиках, а в первую очередь о людях. Именно это самое главное. А такой Адамс найдется в каждой группе».

Рабочие помещения являли собой оазисы мирного, сосредоточенного труда. И хотя прошлое Программы казалось историей одной сплошной цепи последовательных неудач, здесь сохранялись свои моральные устои. Весь персонал работал так, будто шел первый, а вовсе не пятьдесят первый год работы.

Технические помещения выглядели иначе и казались безжизненными. Компьютеры и массивные электронные пульты управления пребывали в молчании, все огни погашены, и табло указателей мертвы. Перед некоторыми устройствами было разложено их содержимое; в этих внутренностях копались люди в белых халатах, похожие на жрецов-оракулов, поглощенных поисками вещих знамений в куриных потрохах. Зеленые глаза экранов ослепли. Биение электронных сердец замерло, и стерильно белые стены, средь которых и располагались все эти внутренности, создавали иллюзию операционного зала, где наступила смерть – из-за потерянного смысла жизни.

Адамс на все смотрел иначе.

– Днем все здесь выглядит обыкновенно. Такое притихшее, легко узнаваемое. Зато ночью, с началом прослушивания… Вы верите в духов, мистер Томас?

– Свои духи есть у каждой цивилизации. Как правило, это боги ее предшественниц.

– Духи нашей цивилизации – в ее машинах, – изрек Адамс. – Из года в год они механически исполняют наши приказы, бессловесно, без единой жалобы; и так происходит до тех пор, пока нечто не зачаровывает их, и тогда они начинают выделывать такое, для чего не предназначались никогда, – отвечают без всяких запросов, задают вопросы, на которые не существует ответов… Машины пробуждаются к жизни ночью. Они раскланиваются друг с другом, подмигивают единственным глазом, шепчутся меж собой и хихикают.

Томас провел ладонью по крышке какого-то пульта.

– А вам ничего не говорят.

Адамс взглянул на Томаса.

– Напротив, говорят они очень много. Вот только совсем не то, о чем спрашивают. Быть может, мы не знаем точных вопросов? Или не понимаем, как правильно следует их поставить. А вот машины знают. Уверен в атом. Они обращаются к нам, будто в узком семейном кругу. А мы попросту не понимаем. Или, скорее, и не хотим понять.

Томас повернулся к Адамсу.

– Но отчего же?

– Может, они силятся сообщить: там никого нет. Страшно подумать – абсолютно никого, кроме нас, хоть исходи всю Вселенную вдоль и поперек. Все для нас одних – весь этот спектакль, на который мы можем лишь глазеть, но никогда не примем в нем участия; спектакль, поставленный для единственного зрителя, способного понять его и ощутить свое одиночество.

– Поэтому и вся Программа изначально являла собой нечто безумное, не правда ли?

Адамс помотал головой.

– Назовем это защитной реакцией человека. Невозможно ведь знать наверняка, но просто исключить любые возможности тоже нельзя. Вот мы и ищем без устали и страшно признать поражение и осознать: мы одни.

– А не страшней узнать, что мы как раз не одиноки?

– Вы так думаете? – участливо осведомился Адамс. – У каждого есть свое собственное величайшее опасение. Вот я, например, боюсь, а вдруг там никого нет, хотя разум и подсказывает: так оно, собственно, и есть. Я говорил с другими, кого пугает сама возможность получения некоей информации. Мне не удалось до конца понять их, хотя, наверное, можно представить, что их ощущения – итог иных опасений и страхов.

– Расскажи мне, как все тут действует, – добродушно-фамильярно попросил Томас. Исследованием опасений Адамса, рассудил он, можно будет заняться как-нибудь в другой раз.

***

Прослушивание производится так же, как и пятьдесят лет назад, – главным образом, путем приема радиотелескопами радиоволн, – с помощью громадных антенных устройств, встроенных в естественные впадины, или посредством управляемых параболических радиотелескопов, а также металлических антенн, выведенных в космическое пространство.

Прослушивание в основном ведется на длине волны двадцать один сантиметр – частоте колебаний свободного водорода. Пробуют и другие частоты, однако наблюдатели неизменно возвращаются к главной частоте природы или ее кратным производным. Искусство и усилия нескольких поколений инженеров многократно повысили чувствительность приемников и свели на нет воздействие естественного шума Вселенной и земные помехи. А поскольку шум и помехи уже не мешают, остается то же, что и всегда – ничто. Нуль. Однако они по-прежнему слушают, напрягая в надежде свой слух.

– Почему вы не бросите все это? – спросил Томас.

– Это длится едва пятьдесят лет. Меньше секунды по галактическому времени.

– Но ведь ясно же, если бы кто-то или что-то отправляли сигналы, их наверняка уже услышали бы.

– Может, там никого и нет… – задумчиво произнес Адамс. Сейчас его глаза смотрели на Томаса вполне осмысленно. – Или все попросту только слушают.

Томас в удивлении поднял брови.