Бесспорно, мы не можем и не должны оставаться безучастными и к грубым и массовым нарушениям прав человека, влекущим за собой страдания народов. Тем более, что гуманитарные кризисы могут серьезно осложнять поддержание региональной и международной стабильности. Однако недопустимо бороться с нарушениями прав человека методами, которые разрушают само право. Неуважение к закрепленным в Уставе ООН принципам суверенитета и территориальной целостности государств чревато подрывом всей сложившейся системы международной безопасности и полным хаосом в мировых делах.
В основе концепции «гуманитарной интервенции» лежит глубоко ошибочное представление, будто в условиях глобализации роль государства как субъекта международных отношений постепенно сходит на нет. Между тем опыт России и некоторых других стран, вставших на путь демократических реформ, свидетельствует об обратном: именно ослабление государственности ведет к распространению таких явлений, как международный терроризм, воинствующий сепаратизм и организованная преступность. Вот почему, укрепляя свои государственность, суверенитет и территориальную целостность, Россия действует не только в собственных национальных интересах, но и, по существу, — в интересах глобальной стабильности и безопасности.
На фоне уроков косовского кризиса более рельефно предстала предложенная Россией модель многополярного мироустройства, в которой центральная роль отводится коллективным механизмам поддержания мира и безопасности, а цементирующее начало — международному праву и равной безопасности для всех государств. Эти положения нашли концентрированное выражение в выдвинутой Россией в 1999 г. «Концепции мира в XXI веке», представляющей собой свод ценностей и принципов взаимоотношений государств, направленных на утверждение миропорядка без войн и насилия. Тем самым мы фактически инициировали концептуальную подготовку к Саммиту тысячелетия ООН, который прошел в сентябре 2000 г. в Нью-Йорке. Принципиальные положения Концепции нашли отражение в итоговом документе Саммита.
Следует подчеркнуть, что концепция многополярности — не умозрительный лозунг, а философия международной жизни, опирающаяся на реальности эпохи глобализации.
По признанию многих зарубежных специалистов, многополярный мир в известном смысле уже существует. Сегодня ресурсов какой бы то ни было отдельной страны или даже группы стран недостаточно для монопольного осуществления своей воли в однополюсном мире при «ограниченном суверенитете» для всех остальных. В частности, ни США, ни НАТО не в состоянии в одиночку обеспечивать международную безопасность, играть роль мирового пристава. Помимо США и Западной Европы в современном мире есть многие другие центры экономического и политического влияния. Это Россия, Китай, Индия, Япония, мусульманские государства и др. Да и там, где делается заявка на однопо-люсность, в действительности сочетаются партнерство и конкуренция (а в целом ряде случаев — и прямое соперничество) Набирают силы интеграционные объединения в Европе, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке и Африке. Причем чем выше уровень экономической интеграции, тем сильнее тенденция к формированию коллективной позиции по международным вопросам, проведению согласованной внешней политики. Это характерно, в частности, для Европейского Союза, который в последнее время стремится выработать собственную «идентичность» во всех областях, включая вопросы обороны и безопасности.
По оценке известного американского политолога С. Хантингтона, нынешняя ориентация политики США на однополярный мир является контрпродуктивной и ведет к столкновению с интересами мирового сообщества. «Соединенные Штаты, — пишет он, — явно предпочли бы однополярную систему, в которой они были бы гегемоном, и часто действуют так, как будто бы подобная система действительно существовала. Крупные государства, напротив, предпочитали бы многополярную систему, в которой они могли бы обеспечивать свои интересы как на односторонней, так и многосторонней основе, не подвергаясь сдерживанию, принуждению и давлению со стороны более сильной сверхдержавы. Они чувствуют угрозу того, что им представляется как стремление США к глобальной гегемонии».
Некоторые российские аналитики полагают, что концепция многополярности «неэкономична» с точки зрения ограниченных российских ресурсов, а также «в известной мере лишает Россию свободы рук, почти автоматически втягивает ее в противостояние с США и, отчасти, с Западом в целом».
С такой оценкой трудно согласиться.
Наш выбор в пользу многополярного мироустройства обусловлен, прежде всего, национальными интересами. Только в рамках такой системы Россия, в условиях нынешнего этапа своего развития, смогла бы наилучшим образом обеспечить себе достойное место в мировом сообществе.