Официальная оценка соглашению была дана в передовице «Правды» 24 августа: «Вражде между Германией и СССР кладется конец. Различие в идеологии и в политической системе не должно и не может служить препятствием для добрососедских отношений между обоими странами. Дружба народов СССР и Германии, загнанная в тупик стараниями врагов Германии и СССР, отныне должна получить необходимые условия для своего развития и расцвета»[6439]
. Сообщение ТАСС от 24 августа, естественно, почти дословно повторяло оценки договора, данные партийным официозом: «Он кладет конец враждебности в отношениях между Германией и Советским Союзом, той враждебности, которую старались раздувать и поддерживать враги обоих государств. Идеологические различия, как и различия в политической системе обеих стран, не могут и не должны стоять на пути к установлению и поддержанию добрососедских отношений между Советским Союзом и Германией. В только что подписанном договоре о ненападении, как и в торгово-кредитном соглашении от 19 августа, заключены необходимые предпосылки для расцвета дружественных отношений между народами Советского Союза и германским народом»[6440].В тот же день Риббентроп улетел в Берлин[6441]
. Визит был коротким, но важным. 23 августа Гитлер принял Гендерсона в Берхтесгадене и с нескрываемой радостью сообщил ему о достигнутом соглашении с СССР. Британский посол разразился размышлениями о том, что «дружба России будет более опасной, чем ее вражда»[6442]. 24 августа из источника в германском посольстве американский посол узнал о секретном приложении к пакту о ненападении – Штейнгардт немедленно сообщил о разделе сфер влияния в Восточной Европе в Вашингтон[6443]. 25 августа Гендерсон известил Галифакса о своем разговоре с Гитлером – канцлер сообщил послу, что не намерен более терпеть Польшу и что проблема Данцига должна быть решена в ближайшее время. Гитлер добавил, что не хочет воевать с Англией и не будет воевать с Россией, так как заключил с ней договор[6444]. Дело было сделано.24 августа Дракс от имени британской и французской миссий сделал запрос Ворошилову – есть ли возможность и желание продолжать встречи, в противном случае англичане и французы незамедлительно покинут Москву «Не откажите также сообщить, – писал адмирал, – желали бы Вы, чтобы главы двух миссий посетили бы Вас сегодня с тем, чтобы проститься с Вами»[6445]
. Ответ был получен в тот же день. Ворошилов писал: «Ввиду изменившейся в последние дни политической ситуации, продолжение бесед военных миссий, к тому же как это опытом доказано, совершенно бесполезных, считаю невозможным. Сочту приятным долгом пожать на прощание руку господину Адмиралу Дракс и господину Генералу Думенк»[6446].Дракс и Думенк были приняты Ворошиловым и Шапошниковым 25 августа. Все было ясно, но Дракс вновь задал вопрос о возможности продолжения встреч. Ворошилов еще раз констатировал – переговоры потеряли «всякий смысл»[6447]
. Прощаясь, маршал заявил: «К сожалению, нам на этот раз не удалось договориться. Но будем надеяться, что в другое время наша работа будет носить более успешный характер. В этот момент, когда мы разговаривали относительно организации единого фронта против агрессии в Европе, польская пресса и отдельные политические деятели особенно энергично и непрерывно заявляли о том, что они не нуждаются ни в какой помощи со стороны СССР. Румыния хоть молчала, но Польша вела себя весьма странно: она кричала на весь мир, что советских войск не пропустит через свою территорию, не считает нужным иметь дело с Советским Союзом и т. д. При этих условиях рассчитывать на успех наших переговоров, разумеется, было невозможно»[6448]. Дракс, Думенк и Ворошилов высказали надежду, что в будущем сотрудничество будет развиваться в более благоприятных условиях[6449]. В ночь на 26 августа миссии покинули Москву[6450].В тот же день Ворошилов дал интервью «Известиям». Он фиксировал очевидное: «Ввиду вскрывшихся серьезных разногласий переговоры прерваны. Военные миссии выехали из Москвы обратно». Четко была названа и причина разногласий – отказ союзников пропустить советские войска через территорию Польши для совместных действий против потенциального агрессора. «В этом основа разногласий, – заявил маршал. – На этом и прервались переговоры». Интервью завершали правдивые и весьма актуальные и сегодня слова: «Не потому прервались военные переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате между прочим того обстоятельства, что военные переговоры с Англией и Францией зашли в тупик в силу непреодолимых разногласий»[6451]
. Произошло то, что 31 октября 1939 года Молотов в своей речи на Пятой сессии Верховного Совета СССР назвал концом ненормальных отношений между Германией и СССР, «сближением и установлением дружественных отношений» между двумя странами[6452].