Внеучебная Практика

— Бес Снежный? Нет, — подумав, сказал Холодильный, — вы другие. На вас магия дозволенная, правильная. На нем – запретная, чужая.

— Не видел его, не чуял, а знаешь? — усомнился Вележ.

— Знаю, — гоблин покивал, пожевав губами. — Мелкие импы, подвальные, меж собой шушукались. Боялись они его. Мол, страшный он, власть имеет даже над ними, одним дыханием живое в неживое превращает. Их бы и спросили, господа маги, импов-то.

— Не можем. Дом сгорел, — объяснил Ленни.

— Туда ему и дорога, — гоблин явно не расстроился. — Там даже импы жить не хотели. И меня… не уморило чуть. Плохой дом, бедная хозяйка... Бывало там еще двое.

— В доме? Кто? — подобравшись, спросил Олевский.

— Гость и слуга его. Приходили, когда хозяйки дома не было. Один из них – две души. Молодая, хищная, да старая, сожранная почти.

— Двоедушник? — уточнил Вележ. — Как я?

Гоблин хмыкнул:

— Как ты, да не как ты. Сказал же: одна душа – старая, след только и остался. Но человек тот, — на этот раз Холодильный обратил свой взор на меня, — с таким вот знаком, как у нее, ходил. Плохой знак.

Все посмотрели на мой жилет.

— Такой символ сейчас также носят полиморфы, что занимаются контактами с Той Стороной: гадалки, экстрасенсы, спирит-мастера, — объяснил Ленни. — У них квалификацию не подтвердишь, им дипломы не выдают, и чем они на своих сеансах занимаются, отследить сложно. Это те, к кому клиенты обращаются на свой страх и риск. Правительство обязало их носить знак кадавр-Сети, для маломальского контроля.

— Карты, — гоблин многозначительно покивал. — Он все время на кухне карты раскладывал, на будущее. Такие, с картинками. Ему все время «Снежный Бес» выпадал. Ох и проклинал он вас, вендиго!

— Опиши его, — велел Олевский, слегка побледнев.

Гоблин задумался и произнес:

— Сложно. Со спины видел, мельком. Волосы светлые. Крепкий. Пахло от него еще, зверьем диким, больным. Голос… вкрадчивый. Был слуга у него. Это ему мы, гоблины домовые, жизнью обязаны. Сам слышал, как слуге велели всю мебель на свалку вывезти, подальше, а он продал из жадности.

— Узнаешь, если что?

— Да. Слугу-то я в лицо видел, обычный такой – голова, два уха. Светловолосый велел ему ничего из господского холодильника не жрать, а он к капустке квашеной все прикладывался, с похмелья. Это все. Извиняйте, господа, что знал – как на духу.

Богдан Денисович недоверчиво и разочарованно покачал головой. Антон Макарович, напротив, выглядел успокоенным. Видя, что мы собираемся уходить, Куликов засуетился и подставил под нос Олевскому магическую коробку-копилку с надписью «На корм котятам». Виновато пожал плечами:

— Не дают, когда узнают, что ай-тваринкам.

Вендиго приложил к коробке щепоть с магическим отпечатком, и внутри копилки весело звякнуло.

— Щедро! — обрадовался скупщик, проверив цифру сборов.

— Ваш гоблин, возможно, нам еще понадобится, — сообщил Куликову Антон Макарович, а вас скорее всего вызовут в Особый Отдел.

— Эй, маг, погодь! — окликнул Олевского Холодильный. — Руку вытяни.

Антон Макарович с минуту колебался, но снова оголил запястье. Гоблин дунул на порез, и припухшая ниточка раны затянулась прямо на наших глазах.

— Не болеть тебе. И роду твоему, — пожелал вслед вендиго Холодильный. — Понадобитесь еще, когда час ваш придет.

Его последнюю фразу, произнесенную вполголоса, наверное, слышала только я, выходившая из гаража последней. Я спешила и тыкалась в спину Вележу, потому как старородный ведьмак Потап Куликов посылал мне вслед воздушные поцелуи.

— Эй, девица! — позвал меня гоблин. — Может, у тебя место какое найдется для бездомного Хранителя? Холодильник? Духовка коловратная? На худой конец, машина стиральная! Не хочу в приют, что мне там делать? А что мы носки воруем, левые, то вранье. Не воруем мы – лишнее забираем, хозяевам на пользу. Так что, пристроишь, сговоренная? Может, себе в хозяйство будущее? Так я подожду. Чай не обеднеешь, с таким-то соколом богатым да щедрым.

— Я посмотрю, что можно будет сделать, — вжав голову в плечи, пролепетала я, семеня за Ленни.

— Ты обещала, красавица!

Еще один… с намеками. Правду говорят: от нечисти ничего не утаишь. Это все Гудков, со своей собственнической саламандровой магией! Намагичил чего-то все-таки, рептилия!

…Олевский устроил собрание в старом кафе, где на стене висела грубо намалеванная картина с водяным. Вележ не стал особо вдаваться в подробности, буркнул «ваша студентка-владелица велела голема кормить» и заказал еду и на меня. Из всех присутствующих за тем, как я ем, наблюдал только Богдан Денисович, но делал он это как-то подозрительно задумчиво. А может, Райяр просто устал и зафиксировал на мне взгляд как на самом ярком пятне.

— Это же цирк, цирк, — взволнованно зашептала я на ухо Вележу, когда Олевский и Райяр отошли к стойке за пивом. — Больное дикое зверье и гадалки!

— Думаю, господа Зануда и Обаяшка уже сами догадались, — вполголоса ответил Ленни.

Олевский и Райяр вернулись с тремя бокалами, и Вележ обратился к вендиго:

— И где нам искать злодея?

— Цирк у Барьинской, балаган на Петровке…