«А что, если он работает недалеко от театральной школы? Равно как и еще тысячи других граждан», — подумала девушка с грустью. Даже если он действительно работал неподалеку, она так и не встретила его ни разу, хотя и тратила в надежде на чудо слишком большую часть своей крохотной стипендии на всевозможные закусочные и кафетерии в этом квартале.
Нет, решила она, запихивая батистовый платок, который тщательно выстирала и выгладила, в дальний ящик комода — это была всего лишь случайная встреча, которая не повторится. Крессиду удивляло то, что ее так сильно взволновал совершенно посторонний человек. Ведь у нее, в отличие от однокурсниц, не возникало ни малейшего желания приобрести хоть какой-то сексуальный опыт. Разве не было перешептываний и намеков из-за того, что она не проявляла никакой инициативы, чтобы исчезнуть посередине вечеринки, как другие девушки, которые временами удалялись со своими приятелями, в основном в направлении спальни?
Прошла неделя, и если Крессида и не забыла загадочного незнакомца, то по крайней мере перестала о нем думать постоянно, поскольку ей необходимо было сосредоточиться на выпускном спектакле, где она играла Клеопатру.
Репетиция оказалась тяжелой, и Крессида обрадовалась, когда она наконец закончилась. Девушка сидела в захламленной уборной, снимая грим и размышляя, идти ли сегодня на вечеринку к преподавателю техники речи. Ей почему-то не хотелось. Расчесывая свои густые темно-рыжие волосы, она думала, что увидит те же надоевшие лица, услышит те же старые шутки. Никто и не заметит, есть она или нет.
Освежающая ванна, стакан чего-нибудь холодненького в закрытом дворике, окруженном деревцами, да к тому же квартира в ее полном распоряжении на весь вечер — разве не заманчивая перспектива?
Был тихий теплый вечер, закатное солнце окрашивало облака в розовый цвет, когда она шла по направлению к дому. Ей повезло, что они встретились с Джуди в самом начале семестра и так сдружились, что та предложила жить у нее. Родители Джуди были богаты. «Жутко богатые», как она сама говорила. Им нравилось баловать единственную дочь — отсюда и просторная квартира в престижном районе Лондона. Иначе бы Крессиде пришлось бы снимать какую-нибудь крохотную мрачную квартирку Бог знает где, да еще вместе со своей пожилой тетушкой, единственной родственницей в Англии.
Правда, ее беспокоило, что Джуди наотрез отказалась брать с нее деньги за жилье.
— Мои родители уже все заплатили, — говорила она.
Так что Крессида платила тем, что покупала для дома новые вещи — каждый месяц в квартире появлялись либо новая ваза, либо красивые тарелки, либо яркие диванные подушки.
Крессида приняла ванну и завернулась в прозрачный пеньюар в мягких зеленоватых тонах. Высушенные волосы напоминали темно-огненное облако. Она плеснула себе немного слабенького джина, добавила лимонного сока и каплю мятного сиропа, и тут раздался звонок в дверь.
Она подумала, что это Джуди вернулась пораньше, заскучав на вечеринке, но, открыв дверь, увидела перед собой незнакомца из парка, который стоял в дверях с совершенно бесстрастным выражением на оливково-смуглом лице.
Она открыла рот, чтобы произнести одну из тех фраз, которые полагается произносить в подобных случаях, типа «Что вы здесь делаете?» или «Откуда вы узнали, где я живу?» Но не сказала ничего и смотрела на него с таким же напряженным интересом, который светился в его глазах.
Она уловила легкую насмешку в его изучающем взгляде, одна бровь взметнулась вверх, губы тронула легкая улыбка:
— Ты же знала, что я приду. Крессида взглянула в эти темные бархатные глаза и забыла обо всем.
— Да, — сказала она чуть слышно и поняла, что говорит правду. — Я знала.
И не говоря больше ни слова, он обнял ее и начал целовать.
Крессида застонала и, повернув голову, уставилась в стену. Она была такой молодой, такой наивной! Если кто-то и сомневается в истинности фразы «она была как воск в его руках», ему стоило бы посмотреть на ее отношения со Стефано.
Она села в кровати и, проведя рукой по волосам, заметила, что они слиплись от густого лака. Взгляд упал на небольшие часики, стоящие на шатком столике. Шел восьмой час. Дэвид обещал прийти к восьми, а она даже толком не разгримировалась. Если она не снимет толстый слой театрального грима, то потом придется расплачиваться собственной кожей. У нее началась головная боль. Меньше всего на свете ей хотелось идти куда-нибудь ужинать, заставлять себя поддерживать разговор, даже с таким славным человеком, как Дэвид, — только не сейчас, когда все кружилось в ее голове, как обезумевшая карусель.
Дрожащей рукой она набрала номер, и к ее радости Дэвид сразу же ответил. По крайней мере он еще не успел выйти из дома.
— Привет, Дэвид, это я — Крессида!
— Приветствую свою любимую актрису! — послышался радостный ответ. — Наш уговор в силе?
— Я хотела спросить, — произнесла она виновато, — может быть, мы перенесем встречу?
В его приятном голосе послышались беспокойные нотки:
— Ты не заболела?