Внеземной. В поисках инопланетного разума

И еще, то всеобщее осуждение, с которым в академической среде относились к интересу студентов к SETI, позднее оказало расхолаживающее действие уже на этот интерес у аспирантов. Согласно некоторым данным, во всем мире только восемь ученых смогли получить докторские степени по темам, имеющим отношение к SETI. Но ситуация понемногу меняется. На момент написания книги семь аспирантов готовятся к получению докторской степени по темам, связанным с SETI. Что можем мы передать следующим поколениям астрономов: какие вопросы должны они задавать, и, соответственно, какие эксперименты с целью получения каких данных должны они ставить? Здесь, опять же, Оумуамуа дает нам направление, если мы хотим уделить этому должное внимание. Масштабы траффика технологического оборудования через межзвездное пространство могут быть ошеломляющими, но мы никак не можем их оценить, пока не разработаем инструменты, достаточно чувствительные, чтобы это зафиксировать.

По правде говоря, я и сам иногда – снимаю здесь шляпу перед Юрием Мильнером – говорил о поисках внеземной жизни как о высокорисковой инвестиции в научные исследования. Любой метод поиска, так же, как и инвестиции, имеет свои риски. Благодаря SETI у нас есть некоторое понимание свойств той иголки, которую мы ищем в стоге сена Вселенной, но любая иголка, которая будет найдена, станет великой наградой. Окупаемость таких инвестиций совершенно затмила бы обычные проценты от не столь рискованных научных исследований. Просто узнав о том, что оно не одиноко, само человечество бы изменилось, не говоря уже об эффекте тех знаний, которые мы могли бы получить от такого открытия.

Я знаю, молодым ученым совсем нелегко отстаивать идеи, на которые научный истеблишмент повесил ярлык «странные и эксцентричные». У меня на текущем этапе моей жизни есть определенная карьерная стабильность, так же, как и нежелание – присущее мне, насколько я помню, с первого моего дня в школе, – искать одобрения у других. И даже в этой ситуации, я, возможно, не был бы готов продвигать гипотезу «Оумуамуа – инопланетный световой парус» или исследовать стоящие за ней возможности, если не осознавал бы очень остро всю хрупкость жизни и ограниченность тех временных рамок, которыми каждый из нас индивидуально ограничен в своих попытках свершить что-то для всеобщего блага. А вина за это понимание лежит, пусть и частично, и не единственно, на моей научной работе, посвященной Вселенной.

8. Необъятность

Погрузившись в чтение историй о Шерлоке Холмсе, легко забыть о точке зрения самого Холмса. Для него любой частный случай – всего лишь один из многих. И наблюдение «Отбросьте все остальные факторы, и останется один-единственный, который и есть истина» описывает его привычку к дедукции, он повторяет это в «Знаке четырех», «Берилловой диадеме», «Случае в интернате» или «Человеке с побелевшим лицом».

В каком-то смысле успешные астрофизики не очень отличаются от вымышленных детективов – хотя не все аномалии похожи, но процесс их исследования одинаков.

«Отбросьте все остальные факторы», – приказывает Холмс. И, как оказалось, здесь есть еще один фактор, относящийся к вопросу о том, откуда и зачем появился Оумуамуа. Он связан не с собственно Оумуамуа, а со Вселенной, по которой он путешествует, – Вселенной, которая старше и шире всего, что мы знаем. Может быть, ее древность и необъятность станут ключом к разгадке еще одной тайны Оумуамуа.

* * *

Во время одного семейного отпуска – в Крейдл-Маунтин, гористой местности в центральной Тасмании, за десять лет до открытия Оумуамуа, – я вышел как-то на улицу после обеда и взглянул вверх. Мы забрались далеко от цивилизации, и там не было обычного светового загрязнения, которое обычно портит вам вид с вашего дворика, где бы вы ни жили в этом мире. Я смотрел в чистое ночное небо.

Это было потрясающе. Над головой выстроились царственные звезды нашей галактики Млечный Путь, тянущиеся по небу. Чуть поодаль я мог видеть Большие Магеллановы Облака и нашего ближайшего галактического соседа, Андромеду – мерцающий, переливающийся круг света размером примерно с Луну. Я радовался этому великому зрелищу еще и потому, что знал: оно – не вне времени. Можно только гадать, станет ли человечество тому свидетелем, но в чем нет сомнений – все, что мы видим сегодня ночью в небесах, не более вечно, чем мы сами.