Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом

В июне 1946 года в ЦК КП(б) Украины состоялось совещание по вопросам идеологии. Командированные в Киев работники УПА сообщили в отчете о многочисленных проблемах в идеологической работе, главной из которых была возросшая популярность так называемой школы Грушевского — украинского историка и важнейшего деятеля украинского национального движения, продвигавшего концепцию Киевской Руси как украинского государства624. Его последователи, отмечалось в отчете, отстаивали идеи о бесклассовом развитии украинской нации, о существовании украинского народа отдельно от русского уже с IV века и об исторической вражде между ними625. В качестве примера популяризации националистического дискурса приводился выпущенный в 1943 году первый том «Истории Украины», но главным объектом внимания авторов отчета стали «Очерки истории украинской литературы», вышедшие в 1945 году под патронажем Академии наук Украинской ССР. В них утверждалось, что литература Киевской Руси является украинской литературой, что украинская литература с самого начала развивалась как демократическая и патриотическая, «в полном отрыве от русской литературы» и вне «благотворного влияния великих русских писателей», но под влиянием писателей Запада. По итогам совещания первый том «Истории Украины» и «Очерки истории украинской литературы» были раскритикованы в газете «Культура и жизнь», далее на пленуме ЦК компартии Украины, а затем снова в «Культуре и жизни»626. В течение следующего года в республике было выпущено с десяток резолюций, осуждавших «буржуазно-националистические извращения» и попытки «оторвать Украину от революционной, социалистической России и бросить ее в кабалу буржуазии Запада»627.

Вскоре те же проблемы были выявлены в других республиках. В ноябре 1946 года было подготовлено постановление о недостатках и ошибках в «Истории БССР»: ее критиковали за утверждение, что первым государством белорусского народа было Полоцкое государство, а присоединение западных земель к Литве носило добровольный характер, но главное — за описание культурного расцвета белорусского народа под властью Литвы628. В записке «О состоянии народного образования в Эстонской ССР» сообщалось, что программы по литературе в республике составлены с явной ориентацией на Западную Европу: пропущены важнейшие произведения русских классиков («Борис Годунов», «Полтава», «Бородино», «Демон»), практически не упоминается о Добролюбове, сведения о русских революционерах-демократах XIX века в целом крайне скудны, не показывается влияние крупнейших русских писателей на эстонскую литературу629. Та же проблема была отмечена в постановлении бюро ЦК КП(б) Узбекистана «О недостатках и ошибках в программах и учебных пособиях по узбекской литературе»: русская литература вводилась в программу только со второго полугодия 9 класса, а влияние «передовой прогрессивной русской литературы на демократически настроенных узбекских поэтов колониального периода и стремление этих поэтов к общению с передовой русской культурой» было недостаточно четко выражено630. В Туркменистане за то же ругали Институт истории, языка и литературы Туркменского филиала Академии наук: в плане научно-исследовательской работы института отсутствовала тема «благотворного влияния великих русских классиков и современных русских писателей на творчество туркменских поэтов и прозаиков»631. Национальные историографии критиковали не только за недостаточное акцентирование руководящей роли русской культуры, но и за недостаточное внимание к советскому периоду в развитии национальных культур. В записке о состоянии образования в Эстонии указывалось, что на изучение западноевропейской и эстонской литературы в республике отводится 59 % учебного времени, в то время как на русскую предназначено всего 33 %, а на литературу других народов СССР и вовсе 8 %632. В программе по узбекской литературе для старшей школы, составленной Министерством просвещения Узбекской ССР, чрезмерно большое место отводилось истории древней узбекской литературы и литературы феодальной эпохи, а на изучение узбекской советской литературы выделялось всего 36 часов из общего количества в 306 часов633. В Институте языка и литературы Академии наук Узбекистана из 22 тем по истории узбекской литературы, разработанных институтом за время его существования, только одна была посвящена советской литературе634. В рецензии на «Хрестоматию по литературе народов СССР» в «Культуре и жизни» отмечалось, что при характеристике советского этапа литературы исследователь должен на основе конкретного материала показать три существенные его черты — своеобразие советского периода как детища революции, принципиально новый характер этого этапа, коренным образом отличающегося от предыдущих, и определяющее значение русской литературы для литературы советских народов635. История каждого советского народа должна была соответствовать этому плану.