Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом

Изоляция советского социализма потребовала подгонки теории под реальность: если полноценное строительство социализма должно было начаться с передовых стран, а надежды на них не было, значит, эту роль должен был исполнить кто-то другой. Возвышение русской нации началось в то же время, что и выход на первый план идеи построения социализма в отдельно взятой стране: в 1925 году Сталин называл русский народ «самым индустриальным, самым активным и самым советским из всех народов нашей страны», а в 1933-м — «самым талантливым»657. В 1937 году, к открытию XVII чрезвычайного Всероссийского съезда Советов, призванного утвердить новую конституцию, «Литературная газета» писала о русском народе, «по праву завоевавшем себе славу передового народа Страны Советов», а в 1938 году на выступлении по поводу 21‐й годовщины революции Сталин говорил о русской нации как о «самой советской и самой революционной»658. Самым талантливым русский народ был не только среди остальных советских народов, но и во всем мире. Превознося исключительные качества русского народа, Сталин в каком-то смысле заполнял пробел в формуле построения социализма, и с этой точки зрения руссоцентризм оказывался парадоксальной попыткой сохранить верность марксистской теории во все менее и менее отвечающих ей обстоятельствах. Оформившаяся во второй половине 1930‐х годов и закрепленная конституцией концепция дружбы народов предлагала модель мира, в котором передовую роль играли не развитые западные страны, а русский народ. Победа в войне доказала жизнеспособность этой модели, и именно она стала основой послевоенной идеологии. Советский Союз предлагал отстающему миру способ догнать и перегнать Запад, не пользуясь его поддержкой — с помощью одного лишь русского народа.

В 1947 году, в преддверии массового подведения итогов к 30-летию революции, писатель Вадим Кожевников опубликовал в «Литературной газете» статью к 25-летней годовщине национально-освободительной революции в Туве. Несмотря на то что еще в 1911 году Тува вступила под протекторат Российской империи, а в 1918 году был подписан договор о взаимной помощи русского и тувинского народов, в 1921 году Тува стала независимой народной республикой и в состав СССР вошла только в 1944 году — на правах автономной области в составе РСФСР. Как советский субъект она была моложе прибалтийских республик, но ее связи с Россией и русским революционным движением были крепче, и потому она представляла собой уникальный образец благотворного воздействия и русской культуры, и советской власти на соседнее государство. Обозревая итоги тувинской революции, «совершенной с помощью великого русского народа», Кожевников писал, что не так давно Тува была «настолько забитой и отсталой страной, что даже не имела своей письменности», а тувинский народ буквально находился на пороге вымирания, но всего за 25 лет советской власти она достигла невиданного экономического и культурного расцвета. В этой метаморфозе Кожевников видел подтверждение положения Ленина о том, что с помощью пролетариата передовых стран даже самые отсталые страны могут прийти к коммунизму, миновав капитализм. Именно таким оказывался путь Тувы: проскочив капиталистическую стадию, она перешла к советскому строю и теперь обгоняла не только полуфеодальные и колониальные страны Азии, но и «высокоразвитые капиталистические страны»659. В случае Тувы передовым агентом был русский пролетариат — тот самый, который в концепции Ленина и сам нуждался в поддержке. То, что Кожевников выдавал за подтверждение тезиса Ленина, фактически оказывалось его опровержением: Ленин видел предназначение русской революции в том, чтобы разбудить пролетариат передовых стран, но теперь выяснялось, что для построения социализма достаточно было разбудить страны еще более отсталые. История Тувы, воспетая Кожевниковым, соединяла в себе все необходимые элементы идеального национального нарратива: участие Российской империи в судьбе этой территории было результатом добровольного выбора и не было окрашено колониализмом, помощь советского правительства была бескорыстной — Тува долго не входила в состав СССР, влияние русской революционной культуры было бесспорным, а результаты — впечатляющими. Из всех республик Тува оказывалась образцовым примером того, как советская власть может изменить судьбу отдельно взятого народа.

***