К 1946 году Зощенко давно имел репутацию неблагонадежного писателя, но не менее важным в его случае стало изменение внешнеполитической обстановки. Превращение бывших союзников в новых врагов и их попытки дискредитировать советскую власть требовали превентивных мер. Зощенко исключали из литературы не за то, что когда-то в антисоветских целях его печатали белоэмигранты и фашисты, а за то, что его могли напечатать снова. Как заявляла «Литературная газета», «советская литература, проникая за границу, должна противодействовать тем ложным идеям, тем предрассудкам и легендам, которые внедряются в сознание масс. В противовес лжи и клевете она должна убедить читателя в преимуществах советского общественного строя»305
. Произведения Зощенко явно не были предназначены для решения этих задач.Антисоветская кампания редко рассматривается как важный фактор в истории ждановских постановлений — между тем реакцией на нее пронизана официальная риторика этого периода, а сама идеология советского превосходства укрепляется и в значительной степени формулируется в ответ на попытки Запада развенчать миф об СССР. В случае Зощенко столкновение происходит вокруг вопроса о культурности: отказывая в ней советским людям, западная пресса отказывалась признавать одно из главных достижений советской власти — преодоление культурной отсталости России от Запада. Но вопросом о культурности дело не ограничивалось: в постановлениях 1946 года нашли отражения и другие направления антисоветской кампании — в частности, обличение жестокого отношения к мирному населению со стороны советских войск и к военнопленным в Советском Союзе. Эти проблемы сыграли немаловажную роль в судьбе двух исторических фильмов, раскритикованных в постановлении о кинофильме «Большая жизнь», — «Адмирала Нахимова» Всеволода Пудовкина и второй серии «Ивана Грозного» Сергея Эйзенштейна.
«В ИСТОРИИ НАС ИНТЕРЕСУЕТ ТО, ЧТО НАС ИНТЕРЕСУЕТ СЕГОДНЯ»
«АДМИРАЛ НАХИМОВ», «ИВАН ГРОЗНЫЙ» И ОБРАЗ КРАСНОЙ АРМИИ
В июле 1946 года на советские экраны вышел фильм Михаила Чиаурели «Клятва», открывший новую эпоху советского кинематографа. Это был первый фильм, предъявивший победу в войне как итог сталинской политики: в начальной сцене звучала клятва продолжать дело Ленина, и победа в войне оказывалась ее исполнением. Одновременно победа была и избавлением от тени Ленина: Сталин появлялся как «Ленин сегодня», но к концу фильма обретал самодостаточность — победа освобождала его от обязательств по отношению к прошлому, отныне он сам был воплощением истории. «Клятва» представляла собой жанровый гибрид: историческое кино превращалось тут в фильм о современности, и одно оказывалось неотделимым от другого. Такой подход открывал новые возможности в репрезентации советской власти: утверждение ее легитимности происходило тут не посредством исторических аллюзий, а напрямую. Существует точка зрения, что именно появление этого нового жанра изменило отношение к историческому кино: перестав единолично отвечать за легитимацию власти в кинематографе, оно оказалось ненужным, чем и объяснялся тот факт, что из трех раскритикованных Сталиным на заседании Оргбюро фильмов два были историческими306
.Послевоенная культурная политика действительно началась с настойчивого требования отражать в искусстве современность и критики избыточного увлечения исторической тематикой. На заседании Политбюро в апреле 1946 года Сталин ругал фильмы, в которых «издеваются над народом», показывая «графьев и князьев»307
. Эта же тема стала центральной на апрельском совещании с работниками кино в УПА: критикуя представленный Министерством кинематографии план, Георгий Александров отмечал, что его главный порок — «возврат в прошлое»308. Требование современности, однако, не было чем-то новым: с использованием тех же формулировок тематические планы критиковали и в 1941-м, и во все последующие военные годы309. На протяжении многих лет от советского кино требовали больше лент о колхозах, о советской промышленности, о стахановском движении и молодежи, и на протяжении всего этого времени преобладание в планах историко-биографических лент осуждалось как отход от современности. В то же время историческое кино продолжало играть важную роль в советской кинематографии, и заказы на него поступали непосредственно от советского руководства. Двойственность в отношении к историческим фильмам проявилась и на совещании с работниками кино: в то время как Александров ругал тематический план за обилие исторических фильмов, Жданов говорил о том, с каким нетерпением партия ждет выхода «Адмирала Нахимова», который должен стать подлинным шедевром советского кинематографа310. С точки зрения тематического плана «возврат в прошлое» рассматривался как порок, но важности отдельных исторических фильмов это не отменяло.