Внимание: неверный муж!

– Я не знаю, то ли Лену какую-то, то ли Леню. Трудно разобрать. Побудешь с ней, может, чего и поймешь… Ты ведь побудешь? Мне Ванька обещал поддержку. У меня с сестрами проблема. К тому же сегодня воскресенье, народу не хватает. Ей трижды за день нужно делать перевязку, а ассистировать некому. Он, конечно, не уточнял, что поддержка будет в твоем лице, но коли так уж вышло… Так как?

– Да, да… Раз нужно… – пробормотала потрясенная Ася. – А Ванька, по-моему, сам не знает, чего он на самом деле хочет. Не обращай на него внимания.

Господи, кого же все-таки зовет эта бедная девушка? Лену или Леню? Если Леню, то это понятно, а если Лену… Кто такая эта Лена, к которой взывает человек, находясь почти за гранью жизни? А может, это ее зовут Лена? Или она пытается сообщить что-то очень важное про какую-то Лену и боится, что не успеет… Или…

Гадать можно было сколько угодно, не приблизившись к разгадке ни на шаг.

Ленька что-то знал, потому и подвергся нападению. Знал и боялся, потому и не разрешил ей вызывать милицию или сообщать кому-либо о нападении на него. Потому и не звал на помощь, когда его насильно усаживали в «Жигули» восьмой модели, хотя мог бы. Стопроцентно мог, раз во дворе маячила грозная фигура дворничихи Сони – та способна поднять шум почище канонады. Однако Ленька позволил себя увезти. Или похитить.

Ванька тоже что-то обо всем этом знает. Свидетельством тому – фотография, где он запечатлен с девушкой. Знает и благоразумно помалкивает. Вот и в палату вместе с ней не пошел, услышав о том, что она почти все время без сознания. Что значит «почти»? Это значит, что проблески сознания ее все же посещают. А ну как узнает его и скажет что-нибудь такое, после чего…

Опять Ася об этом! Не виновен Ванька, ни в чем не виновен! Она же убедила себя уже в этом, так чего ж тогда..

Ася замерла перед скособоченной дверью с облупившейся краской и мысленно перекрестилась.

Пускай все пока остается на своих местах. Никаких ярлыков и обвинений до тех пор, пока она не будет иметь на руках стопроцентное доказательство чьей-либо вины. Сейчас у нее существует лишь убежденность в том, что оба – и Ванька, и Ленька – что-то знают. Это факт бесспорный. Но также факт то, что ни один из них не желает делиться своими сведениями с ней. Вопрос: почему? Вот чем ей нужно заняться в первую очередь – выяснить причину их скрытности. И начинать нужно с этой самой девушки, к которой ее ведет сейчас хирург-травматолог Виталик. Хороший он человек, Виталик. Наверное, единственный незапятнанный человек, единственный непричастный и не задействованный в этом чужом дурацком детективе, в который Ася оказалась случайно втянутой. И который вдруг ни с того ни с сего прилип к ней, сделавшись на удивление личным.

– Заходи, – лаконично пригласил ее Виталик и, придерживая рукой дверь, пропустил вперед. – Заходи и располагайся, я зайду минут через десять. А вообще-то мне меняться пора…

Дверь за ее спиной закрылась, и Ася осталась наедине с пострадавшей.

Она огляделась и сделала два несмелых шага в направлении кровати, на которой угадывалось тело девушки. Одеяло было натянуто почти до ее подбородка, голова плотно забинтована и напоминала огромный кокон. Красивое лицо девушки почти потерялось в стерильной белизне бинтов и постельного белья. Заострившийся нос, запекшиеся губы…

Ася осторожно подошла к кровати и замерла, прислушиваясь. Девушка еле слышно дышала. Глаза ее были закрыты, а губы плотно сомкнуты. Никаких намеков на проблески сознания. Ася прошла к окну за стулом. Не удержавшись, глянула сквозь пыльное стекло. Ничего интересного. Окно выходило на противоположную от запасного входа сторону, так что узнать, уехал ли Ванька или решил ее дождаться, ей не удалось.

Подхватив стул, Ася поставила его в изголовье кровати, осторожно, будто пробуя его на прочность, села и снова огляделась по сторонам.

Палата была крохотной – два метра в ширину и чуть больше в длину. Крохотной и убогой. Койка с панцирной сеткой и облупившимися набалдашниками. Доисторическая тумбочка, выкрашенная в грязно-белый цвет (хотя, может, он был когда-то кристально белым, да потускнел за долгие-долгие годы). Стены красились, очевидно, в одно время с тумбочкой и так же лихо контрастировали с белизной бинтов и пододеяльника.

Хоть одно радует, мелькнуло в Асиной голове, когда она поправляла край одеяла. Прачечная в этой больнице работает исправно, и, кажется, ее работники относятся к своим обязанностям с должной ответственностью. Но себе бы она, даже при этой хвалебной констатации, не пожелала принять смерть на такой больничной койке в такой нищенской обстановке. Хотя, если рассудить по-другому, какая разница, где встретить свой конец? Главное-то не в серости и убогости окружающего, а в том, что это именно конец. Конец всему: мечтаниям, надеждам, любви, предательству и всему, что их порождает…

Ася вдруг опечалилась и даже пододвинула стул поближе к кровати, чтобы слышать более отчетливо, как дышит раненая девушка.

Разве могла эта нынешняя пациентка Виталика предположить, что жизнь ее так бесславно закончится? С ее-то красотой да еще и наверняка с непомерными амбициями, которые красоту непременно сопровождают, – и так бесславно. Никого нет рядом. Ни родных, ни близких. Они же должны быть у нее! У каждого человека кто-то да есть. Не мать, так отец, или тетка, или подруга тетки, или подруга подруги тетки, ну и так до бесконечности. Кто-то у нее должен был быть. И искать теперь ее должен непременно. А если ее и в самом деле ищут? И мучаются от неизвестности и совсем не знают, что она умирает сейчас в безвестности под глупым инвентарным номером, не в состоянии назвать свое имя и фамилию?

Ася протянула руку к тумбочке и взяла оттуда стакан с водой и бинтовым тампоном. Это для того, чтобы смачивать губы, она знала. Видела, когда навещала отца в больнице, куда он попал с аппендицитом. Ася чуть стряхнула влагу с тампона и едва коснулась им спекшихся губ. Потом еще и еще раз.

Господи, веки девушки дрогнули. Точно, дрогнули! И дыхание стало учащенным и более отчетливым. А губы вдруг задрожали и поехали в сторону так, как если бы раненая собиралась улыбнуться.

– Эй, эй, ты меня слышишь? – Ася склонилась почти к самому ее лицу, приблизила ухо к ее губам и снова окликнула. – Девушка, милая, ты меня слышишь?

И тут в ухо ей дунуло слабым эхом:

– Лена… Леночка…

От неожиданности Ася отпрянула. Сердце заколотилось, как бешеное. С чего, спрашивается, она так напугалась? Ну, очнулся человек, так это же хорошо. Вот и шепот вполне отчетлив. Но девушка не просто очнулась, она… Она только что произнесла имя Лена! Точно Лена, и никакого Лени.

– Девушка, милая… – снова осторожно окликнула ее Ася и еще раз провела влажным тампоном по спекшимся губам. – Если ты слышишь меня, то постарайся показать как-то… Ну, я не знаю… Может, моргнешь, а?

Прав был Ванька. Сотню, тысячу раз прав, утверждая, что Ася отравит последние минуты жизни, оставленные судьбой этой несчастной. А что делать-то? Сидеть истуканом и ждать, пока она перестанет жить? Так нельзя! Нужно хоть что-то делать. Хотя бы ради того, чтобы кто-то ответил за зло, которое он сотворил с этой девушкой.

А та не моргнула, но кончики ресниц едва заметно задрожали.

– Слышишь меня? Умница! – воскликнула Ася и даже погладила толстый кокон бинтов на голове пострадавшей. – Кто такая Лена? Так зовут тебя? Ты все время повторяешь: Лена…

Губы девушки снова пришли в движение. Ася напряженно вслушивалась, но ничего, кроме нечленораздельного хрипа, не разобрала. Сил у несчастной совсем не осталось. К тому же, по словам Виталика, она страдала. Дико страдала.

– Что же делать-то?! – воскликнула Ася со слезой, опустилась на стул у кровати и, обращаясь скорее к себе, нежели к девушке, произнесла: – Тебе больно! Я знаю, что тебе больно. Ты хорошая, наверное, девушка. Ты молчишь, а я так и не узнаю, что ты хочешь сообщить. Лена, Лена… Кто такая эта Лена?

Кончики ресниц девушки снова задрожали, и из уголков глаз к вискам сбежали две мутные слезинки.

Ася в который раз коснулась ее губ влажным тампоном.

– Прости меня! – вдруг выпалила она не к месту и всхлипнула. – Прости, пожалуйста! Когда я сидела под твоими окнами, я так тебя ненавидела… Не конкретно тебя, нет. Просто ту женщину, к которой две недели подряд ходил мой муж. Потом я нашла тебя – раненую, в горящей квартире, – и все как-то изменилось. Все стало по-другому. Тебе больно сейчас…

– Лена, – снова едва слышно позвала девушка, запнулась, словно собиралась с силами, а через секунду очень отчетливо произнесла на глубоком выдохе: – Сестра…

Все. Это было все, что Ася от нее услышала. Через десять минут в палату ворвался Виталик в сопровождении скромного вида девушки в белом халате, с повязанной по самые брови белой больничной косынкой.

– Асенька, твоя смена, – пробормотал Виталик как-то не очень убедительно, скорее сконфуженно. – Идем.

– А что такое? – удивилась Ася. Уходить ей уже не хотелось. Вдруг девушка что-то еще скажет. Вдруг ей удастся вытолкнуть из себя вместе с последним дыханием хотя бы какую-нибудь крупицу сведений. А тут Виталик…

Ася вышла из палаты следом за ним в коридор и горячо зашептала:

– Виталик, ну чего ты притащил эту девицу? Я неплохо справлялась и сама! Может, я вернусь, а?!

– Не вернешься. – Виталик, который успел к тому времени сменить окровавленный халат на чистый, приобнял ее и повел к выходу. – Там брат твой рвет и мечет. Ждет тебя, на меня кричит. Оно мне надо, Асенька? К тому же…

Тут Виталик оглянулся, теснее прижал ее к себе и очень доверительно поведал:

– При теперешнем положении вещей с этой пострадавшей посторонние при ней совершенно ни к чему. Ни вам, ни мне. Я уже успел обставить кое-как – подчеркиваю: кое-как! – ее появление в отделении.

– Интересно, как это? – Ася постаралась выскользнуть из объятий доктора, но он держал крепко.

– Ну, ее вроде нашел у больничных ворот наш сторож. Будто бы девку привезли на какой-то машине и бросили. Машину он, разумеется, не запомнил. Ну, а я ему поверил. А ты, Асенька, разве нет? И вот теперь скажи, могут у нее, при таком раскладе, быть посетители или нет?

– Да я-то что, это все Ванька! Сиделкой, говорит, у нее будешь, раз во все это нас втравила.

– Ваньку можно понять и простить. Он у нас человек импульсивный, не всегда контролирует то, что говорит. К тому же лишний раз сделать тебе… то есть я хотел сказать – поставить тебе на вид… Ну, ты поняла, одним словом.

– Ладно, хоть у тебя неприятностей теперь из-за нас не будет, – искренне порадовалась Ася и, дойдя до выхода из отделения, все же освободилась от его рук. – Ну, а как с ней быть, Виталик? Может, все не так плохо, а? Может, она еще выживет? Она говорила же что-то…

– Сотой доли процента не дам. Ты подожди, не убегай, я сейчас халат сниму и выйду. Ты бы, кстати, тоже сняла. Не пойдешь же так на улицу. Ждите. Вы меня до дома подбросите. – Тоном, не допускающим возражений, закончил разговор Виталик.

Ася стянула с себя халат и осталась стоять на пороге травматологии.

Итак, пока она вслушивалась в слабый шепот умирающей девушки, эти двое успели все удобно обставить. Нет, по всей видимости, Виталик пошел на поводу у Ваньки, придумавшего ловкий ход.

Виталик вышел через пару минут. Высокий, симпатичный, в короткой кожаной куртке, такой же кепке и с таким же кожаным портфелем. От него за версту несло дорогим парфюмом и довольством жизнью, но Ася все равно поморщилась. Она видела его халат в брызгах крови, видела его пациентку, мозги которой он наблюдал через пролом в ее черепе…

– А что, Асенька, выйдешь за меня, как одна останешься? – плотоядно улыбаясь ей, пробормотал Виталик и снова собственнически приобнял ее.

– Так я замужем, Виталик! Побойся бога! – воскликнула Ася, мысленно посылая на голову Ваньки-ирода все кары небесные. Наверняка не без его участия Виталик оказался посвященным в ее семейные неурядицы.

– Сегодня замужем, а завтра…

– Вот завтра и поговорим. – Она очень удачно вывернулась из его объятий, воспользовавшись моментом, когда тот раскрывал перед ней дверь на улицу. – А на сегодня я замужем. И советую тебе сообщить об этом своему другу. А еще… лучше пошли его к черту! Чтобы он в следующий раз, когда соберется устраивать мою личную жизнь, вспомнил, что она у меня личная.

И она ушла. Бросила остолбеневшего Виталика на пороге его цитадели и ушла. Взламывая хрусткий ледок, не успевший растаять в тени здания больницы на последних лужах, она прошла мимо хмуро взирающего на нее Ваньки и, не глядя в его сторону, взялась за ручку дверцы своей машины.

– Куда это ты собралась, чучело? – снова взорвался ирод, будто продолжал давно начатый разговор на тему: «когда ты уже поумнеешь…».

Ася не ответила. Не торопясь, открыла дверцу. Тепло улыбнулась Виталику, слегка кивнула Ваньке и занесла ногу в салон.

– А ну стой!

Ванька налетел на нее, как сумасшедший. Ухватил за шиворот куртки, выдернул из машины. С грохотом захлопнул дверь и, выхватив из ее рук ключи, кинул их своему другу со словами:

– Поедешь за нами следом.

– Да без проблем, – пожал плечами Виталик, не без интереса наблюдая за семейной сценой.

Может, увиденное его забавляло, может, удивляло, но за тем, как Ванька треплет ее за воротник, он следил, не отводя глаз.

– Тебе мало проблем, идиотка? – с надрывом вопрошал Иван, подтаскивая ее к своему джипу и запихивая на заднее сиденье. – Одной башку проломили. Второго среди бела дня увезли. И куда ты вот теперь собралась, можно узнать?

– Домой! – огрызнулась Ася с заднего сиденья, едва не рыдая.

Ей сейчас было так стыдно за себя и за братца-ирода, как никогда в жизни стыдно не было. Это надо до такого опуститься! Устраивать столь безобразную сцену на глазах у Виталика! Может, кто и из-за больничных выцветших шторок все это наблюдал. Совсем озверел! Одно слово, ирод…

– Домой… – передразнил этот ирод с заметным облегчением и завел машину. – А если тебя там ждут?

– Кто?

– Конь в пальто! Те, кто дятла твоего увез, к примеру. Или еще кто… Помнишь про «восьмерку» под окнами прошлой ночью или забыла? – Ванька вывел огромную, как катер, машину за больничные ворота, высунул руку в окно и махнул Виталику, ехавшему на Асином «жигуленке» чуть сзади. – Сама же говорила, что дворничиха рассказывала про «восьмерку» цвета «баклажан»… И вообще, я что-то не пойму тебя, чучело! Ты со мной или против меня?

И тут он посмотрел на нее через зеркало заднего вида глазами больного брошенного зверя. И так он посмотрел, что внутри у Аси все мгновенно перевернулось. Ну что она в самом деле за человек! Может, он страдает ничуть не меньше ее. Это ведь его девушка умирает сейчас в отделении. И это ее он нашел совершенно голую в квартире, которую перед этим посещал Ленька… Ему же вдвойне должно быть больнее, нежели ей. Мало того, теряет любимую девушку, так еще пришлось убедиться в ее измене.

Ой, что ж за фигня-то выходит, а? Опять у него мотив, как будто…

– Я с тобой, Вань. – Ася виновато шмыгнула носом и попросила: – Ты прости меня, ага?

– Ага! Чего уж… – По всему было видно, что он остался доволен. – Что теперь будем делать? Как-то ведь нужно шевелиться, что-то делать. А что делать, ума не приложу! Есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Она пожала молча плечами, совершенно не собираясь делиться с ним сведениями ни о бутылке, что возила в своей сумке, ни о девушке, знакомство с которой он тщательно скрывает, ни о неведомой сестре Ленке, о которой так сокрушалась их общая знакомая, находясь почти при смерти. Ася просто отмолчалась, недоуменно пожав плечами. Пусть сам думает. Она вот лично завтра собирается съездить в ЖЭК, в чьем ведомстве находится тот злополучный дом. Поедет непременно и наведет справки о девушке из квартиры номер восемь. А там уж…

– Она это… ничего не сказала? – вклинился в ее мысли Ванькин осторожный вопрос. – Не смотри на меня так непонимающе, я про потерпевшую спрашиваю. Пока ты там была, она не приходила в себя? Что-то, может быть, говорила?

Про тебя уж точно нет, хотелось съязвить Асе, но она поостереглась. Пока поостереглась.

– Да нет, знаешь, – она совершенно открыто и совершенно искренне улыбнулась его глазам в зеркале. – Я и побыла там всего ничего. Вань, а что же с Ленькой? Может, мне в милицию заявить, а? Так же нельзя оставлять. Я ж извелась просто.

– Подожди ты с милицией. Только навредишь ему. Может, он уже дома. Или позвонит тебе. Похитители всегда требования какие-нибудь выдвигают. Может, позвонят. Давай подождем…

Ждать пришлось аж до самого вечера. Дома Ленька так и не объявился. Ася с Ванькой трижды заезжали туда, но все бесполезно – его не было. В последний раз на лестнице столкнулись с Сашкой. Лучше бы ей было провалиться в тот момент сквозь все лестничные пролеты и подвальные перекрытия! Ася ж едва не застонала вслух, когда ее разлюбезная подруга, вальяжно развалясь на перилах, преградила им дорогу. Она просто подняла длинную ногу, едва прикрытую короткой юбочкой, и уперлась тонким каблуком модных дорогих сапог в стену, не давая им пройти наверх.

– Какая встреча, твою мать! – завелась Сашка почти мгновенно и уставилась на Ваньку жадно и с ненавистью. – Что вам у нас, Вано? Не ко мне ли?

– Нет, – тихо вякнул Ванька, потерявшись, как подросток, и тут же остановился, не зная, что ему дальше делать.

С одной стороны, куда как проще взять ее ногу и поставить на место, но с Сашкой такие номера не проходили. Это какая еще провокация! Просить ее тоже было бессмысленно. Вот Ванька и молчал потерянно, изо всех сил мысленно умоляя Аську вмешаться. Она и вмешалась. Но стало только хуже.

– А ты не лезь, подруга! Адвокат, тоже мне, нашелся… – оскалила мгновенно Сашка острые белые зубки. – Я, может, Вано хочу пару вопросов задать. Так как, Вано?

– Валяй, задавай, – обрадовалась Аська, делая подруге страшные глаза из-за Ванькиного локтя. – А то нам некогда, Сашунь.

– Я недолго… – Сашка еще выше подняла ногу, тряхнула копной шикарных волос – предметом ее всегдашней гордости и спросила, черти бы ее побрали: – Кто такая та красавица, с которой ты притащился в мое кафе?

– Ты обзавелась недвижимостью? – вопросом на вопрос ответил Ванька.

Нагло так ответил, без должного понимания и уважения. Нельзя ему было этого делать. Нельзя, потому что Сашке только того и надо было. Оценив ситуацию молниеносно, она понесла такое… Не помогали ни Асины многозначительные взгляды, ни ужимки, ни подталкивание в бок. Она орала так, что с перил лестницы этажами выше начали свешиваться головы любопытных соседей.

– Шура, я тебя умоляю! – хмыкнул Ванька вполне миролюбиво. – Все же в прошлом, зачем ворошить…

Это тоже подлило масла в огонь.

– В прошлом? – заверещала Сашка, уронила ногу со стены на пол, звякнув тонким каблучком. – У тебя с первого дня все было в прошлом! Ты же спать со мной не мог! Целоваться и то не мог! Все отмазки какие-то клеил: то спешить тебе надо, то занят ты, то понос у тебя, то золотуха… Гадина! Ненавижу! А потом еще в мое кафе притащился с этой лярвой!

– Имею право, – продолжал наглеть Ванька, полностью вернув себе утраченное было самообладание.

– Только попробуй еще раз! – На Сашку было жалко и больно смотреть. Чтобы она когда-нибудь так страдала… Ася об этом точно не знала. – Короче, запомни, бритоголовый: еще раз притащишься туда со своей шлюхой…

– И что будет?

– Я вам обоим башку оторву! Ясно?

Ася тихо охнула. В голове у нее тут же что-то защелкало и заискрило. Почему Сашка про голову сказала? Так страшно сказала – почему? Она же не могла знать, что девушке по этой самой голове уже досталось. Наверное, не могла…

– Только попробуй, гадина! Не поздоровится обоим – и тебе, и курве твоей! Чего таращишься на меня, ирод?!

Ванька оглянулся на Асю и непонимающе подергал плечами: мол, сам не знаю, что нашло на твою подругу. А подруга тем временем оттолкнула его и, зарыдав в голос, помчалась вниз по лестнице.

Ася с Ванькой медленно поднялись в Асину квартиру. Молча поднялись. Обсуждать Шуркину истерику никому из них не хотелось. Асе из своих собственных соображений, Ваньке неизвестно из каких.

Дома по-прежнему было пусто. В очередной раз убедившись, что Ленька так и не объявился, они снова заперли дверь и пошли обратно, не забывая при этом опасливо просматривать лестничные пролеты. Но Александра не подстерегала их больше. На улице ее тоже не было. Они подошли к Ванькиной машине и какое-то время стояли рядом, не усаживаясь в нее.

– Вань, а что за девушка, о которой говорила Саша? – невинно спросила Ася. Конечно, она знала прекрасно, из-за кого так вызверилась ее подруга, но спросить-то была обязана. К тому же Ваньке предоставлялся великолепный шанс рассказать ей о знакомстве с пострадавшей.

Не рассказал… Более того – насупился и, подняв голову кверху, какое-то время рассматривал небо. И вдруг не к месту спросил:

– Аська, а что тебе птичья стая напоминает?

– Чего? – Она проследила за его взглядом и поняла, о чем это он.

В крохотном пространстве меж высоких крыш городских домов металась стая стрижей. Плотно сомкнувшись, едва не задевая друг друга крыльями, птицы с гомоном носились от крыши к крыше, не находя себе пристанища.

– Так какие у тебя ассоциации с птичьей стаей, Аська?

Было в его голосе что-то такое, что Ася еще какое-то время следила за птицами, пока они наконец не исчезли за островерхой крышей соседнего дома.

– Ловко закинутую сеть, – вдруг непонятно с чего выпалила она. – Точно, сеть. Такую стремительную, с мелкими ячейками, сквозь которую невозможно пробраться. Сеть…

– Почему сеть? – удивился Ванька.

– Ты спросил, я ответила. Зачем еще что-то объяснять… – Ася открыла дверь его внедорожника и полезла внутрь, не забыв добавить: – Сеть, в которой мы все сейчас барахтаемся, не в силах выбраться.

Сводный братец еще минуты три глазел на небо, отчего-то вздыхал, о чем-то размышлял и почему-то явно печалился. Потом влез на свое место, завел мотор и лишь тогда определился со своим собственным видением:

– А у меня птичья стая ассоциируется с неприкаянностью. Вот когда смотрю на птичью стаю, то такая тоска, блин… – Он так газанул со двора, что Асю отбросило на спинку сиденья. – Почему меня тоска жрет, Аська, не знаешь? Нет? И я не знаю! Все вроде у меня есть. Руки, ноги, голова на месте. И, в отличие от твоей, уж извини, она соображает. Чего ж тогда, а? Я ведь иной раз тебе даже завидую.

– Это чему же? – вставила она обиженно. – Что у меня мозгов, по-твоему, нет?

– Да при чем тут это! Нет! – Он резко вывернул руль и метнулся в ближайший переулок, обсаженный тополями. – Тому, как ты самозабвенно Леньку любишь. Ведь все ему прощаешь, все! Он изменяет тебе направо и налево, а ты не замечаешь. Пришел домой, и славно. Иной раз злость на тебя берет, а иной раз я тобой восхищаюсь. Вот, думаю, то, что делает ее по-настоящему счастливой, – ожидание. Ожидание и сознание, что есть на свете человек, ради которого ты готова пойти на все. Пусть даже этот человек того и не стоит.

Интересный разговор получался…

Ася жадно вслушивалась в каждое слово, произносимое братом. Видела, как тяжело ему дается его внезапное признание. И самое главное: не могла понять причину его откровения. Чего это его так разобрало? И чему он, собственно, завидует? Соображал бы, прежде чем говорить. А еще мозгами своими похваляется. Завидовать ожиданию! Да будь оно трижды… нет, четырежды проклято это самое ожидание!

– Что ты знаешь об ожидании, Ваня? – Чтобы он не увидел, как подкатили к ее глазам слезы, она отвернулась к окну. – Что ты можешь об этом знать? Весь такой удачливый, упакованный, мамкой своей вынянченный… Тебе и ждать-то ничего и никогда не приходилось. Тебе стоило только подумать или секунду помечтать, как тебе все это тут же преподносилось. Ванечка задумал жить отдельно от родителей? Пожалуйста, квартирку ему! Ванечке не хочется заниматься серьезным бизнесом? Да ради бога, становись инструктором по фитнесу! Машинку красивую? Чего же проще!

– Чего ты опять про мать, а? Я же не об этом, – Ванька чертыхнулся и хотел было продолжить, но Ася его перебила.

– А я обо всем, Вань. И об этом тоже. Ты вот маешься от непонятной тоски. Не можешь дать ей точное определение. И скучно тебе, и грустно, и некому руку подать… Так, что ли? – Ася догадливо ухмыльнулась. – Можешь даже не отвечать, я все про тебя знаю.

– Да ну… – насмешливо протянул ее сводный братец, чего совсем ему не стоило делать – без того загадок невпроворот. – И что же ты обо мне знаешь, чучело?

– Эгоист ты, Ванька. И от того все твои проблемы, – выдала ему Ася незатейливое определение его внутренних ломок. – Люди с таким вот мировоззрением, как у тебя, и попадают в разные истории.

– Пока что мне приходилось кое-кого другого из этих историй вытаскивать, – возразил Иван и свернул в проулок, ведущий к его дому. – При чем тут я?

– Мои истории… Мои истории – это мелочь, это сущий пустяк в сравнении с тем, куда может завести тебя твоя тоска и неприкаянность! – Теперь ей следовало взвешивать каждое слово, контролировать каждую паузу, чтобы, не дай бог, не сболтнуть чего лишнего, а если повезет, то растормошить его на еще большее откровение. – Ты же одинок по сути своей, Вань! Из-за собственного эгоизма. От этого же надо избавляться. Тебе сколько лет? А ты до сих пор не женат. Почему, Вань? Ты вот с Александрой начал встречаться. Почему же так все быстро свернул? Она очень эффектная, очень… раскрепощенная. Вы же, мужики, любите таких женщин. Чего ж тогда не пошло?

– Она фальшивая вся насквозь, твоя Сашка! – возмутился Ванька, с визгом тормозя у своего подъезда. – Нашла кого в пример приводить.

– Хорошо… Пусть Сашка тебе не подошла. А другая девушка? Та, из-за которой она тебе устроила истерику сегодня на лестнице. – Ну, теперь ей нужно было быть особенно осторожной. – Что с ней не так?

– Все так, – буркнул он и тут же без переходов развернулся к ней, вцепился в ее плечо и подозрительно уставился ей в лицо темно-серыми глазищами. – Чего ты ко мне прицепилась, не пойму?

Ася оробела. Ваньку она не то чтобы боялась, нет. Но насколько хорошо она знала его, настолько же, если не лучше, он знал и ее. Начнет сейчас буравить ее взглядом и вопросы задавать, все – пиши пропало. Она все ему растреплет. А ведь нельзя же!

– Это не я, а ты прицепился. – Ася попыталась вырвать куртку из его пальцев, но безрезультатно – силы у брата никуда не подевались, они были прежними. Ася оставила свои попытки и снова вернулась к интересующей ее теме: – А коли все так с этой твоей дамой сердца, почему не познакомишь? Или я снова что-то пропустила на семейном совете? Ты ее уже всем представил?

Семейные советы, что случались пару раз за месяц в их уважаемом семействе, она по большей мере пропускала и раньше. А теперь ее туда попросту не приглашали. После брака с Ленькой она не то чтобы стала изгоем, но выпала за грань круга. Их дурацкого семейного круга, который создавался этой гадиной – мачехой, которая… которую Ася… Нет, лучше об этом не думать, чтобы не заводиться и не изводить себя.

– Ничего не пропустила. – На Ванькины глаза медленно поползла темная поволока. Все, это называлось: «Я под прикрытием». Теперь стучись, не стучись, все будет без толку. – Не время еще… Пару раз встретился с девушкой, кофе выпил в кафе, это что, повод для знакомства с родителями?

– С родителями – нет. Но со мной-то ты мог бы ее познакомить. Я тебе все всегда рассказываю!

Это было чистой воды ложью. Про Леньку сводный братец узнал одним из последних. А узнав, орал так, что дрожали стены их дачного дома и осыпалась листва с берез. Но то было в прошлом, лет-то прошло сколько… Все должно было измениться и забыться. Не забылось…

– Ты? Со мной откровенна? Три ха-ха! – Боже, он столько презрения сумел вложить в свою фразу, столько обиды и негодования, что Ася устыдилась. – Ты-то как раз лгала мне. И не раз лгала! Потому… потому и я не буду с тобой откровенен. Фифти-фифти, сестренка. А теперь давай выметайся из машины. Идем домой. Есть хочу и думать. Много думать, так что не путайся под ногами.

Она и не путалась. Взяла из рук Виталика ключи от своей машины. Поблагодарила его за услугу, посетовав на то, что тому теперь придется добираться до дома на такси. Проскользнула в Ванькины хоромы серой мышкой. Забилась в самой дальней спальне, уложила на самое видное место свою сумочку с неопровержимой уликой, которую всюду таскала за собой и тщательно берегла от Ваньки. Справа от себя, на подлокотник дивана, пристроила мобильный и затихла перед телевизором.

Минут через двадцать Иван позвал ее ужинать. Они молча съели спагетти под немыслимым соусом, имеющим оттенки всех его приправ, запили ужин кофе и снова разошлись по разным комнатам. А еще через полчаса позвонил Ленька…

Когда высветился его номер на экране ее мобильного телефона, Ася оторопела. Руки у нее словно онемели то ли от страха, то ли от неверия в то, что это может звонить ее похищенный почти из постели муж.

– Аська! – рявкнул Иван откуда-то из глубин своей огромной квартиры. – Оглохла? Телефон же твой звонит!

– Слышу, – просипела она, хватая мобильный, потом прочистила горло и повторила уже громче: – Слышу!

Она нажала нужную кнопку и осторожно проговорила:

– Алло… Я слушаю…

– Ася, детка, наконец-то! – Голос Леньки узнать было трудно, но все же можно. – Где ты, девочка моя? Как ты?

Господи! О чем он спрашивает? Это ей нужно задавать ему подобные вопросы, а не наоборот.

– Леня… Леня, где ты? – Ей еле хватило сил, чтобы не заорать в полный голос и не начать выть прямо в трубку. Остановила необходимость дослушать его до конца да еще близкое присутствие ирода. Возникнет сейчас в дверном проеме, подбоченится и будет подслушивать, а ей не хотелось иметь его свидетелем. – Леня! С тобой все в порядке?

Последовал глубокий вздох, потом еще один, который больше походил на стон, и Ленька сдавленно пробормотал:

– Пока… пока да… Асенька, у меня мало времени… Мне позволили позвонить… О черт, как больно!

– Ленька! – все же, не сдержавшись, взвизгнула она и почти тут же услышала за стеной грохот отодвигаемого стула. – Ленька! Чего хотят от тебя эти люди? Что им нужно? Денег? Кто они?

Леня ей не ответил. Повисла пауза, в течение которой она слушала лишь слабый треск, какой-то монотонный стук и еще, кажется, еле слышное ругательство. Потом в ухо ей кто-то заорал совершенно чужим и незнакомым голосом:

– Кто мы, тебе знать не надобно, дура! Ты лучше про мужа, своего козла, подумай! Нужен он тебе живым или нет?

– Да, да, да, нужен! Конечно, нужен! – Она даже головой закивала для убедительности, будто кто-то ее мог видеть сейчас. – Что вы хотите?