Внимание: неверный муж!

– Поехали в сторону Ихнева, – заявила Сашка, заслышав в голосе подруги слезливые нотки. – И не реви. Мы найдем эту чертову деревню. Не могла же она сквозь землю провалиться, в конце концов! Где-то она да есть.

Деревня нашлась километра через три. Подруги поначалу даже подумали, что достигли Ихнева, но тут дорогу им преградил скособоченный указатель с подписью «Вихрепаевка». Половина букв на табличке давно была стерта временем и дождями, но угадать название все же было можно.

– Вот она, родимая! – обрадовалась Александра, елозя на сиденье и накручивая головой по сторонам. – Какая же тоска, Аська! Ты только посмотри! Как тут люди могли жить, непонятно.

– И жили, и живут, – отозвалась Ася, медленно объезжая колдобины и ямы на расхлябанном деревенском большаке. – Видишь, вон за взгорком дымок из трубы? Стало быть, там кто-то есть.

– Есть-то оно, может, и есть, да только… – Подруга нервно поежилась. – Тоска тут смертная. Теперь понимаю, почему сестры сделали отсюда ноги. В такой глуши, при таком бездорожье… Да и деревня сама какая-то… мало сказать убогая.

Деревня Вихрепаевка и в самом деле производила удручающее впечатление. Холмы, овраги, снова холмы и снова овраги. И по склонам этих холмов и оврагов гнездились убогие домишки, большая часть которых была почти полностью разрушена либо растаскана на дрова. Дом, к которому медленно двигались подруги, мало чем отличался от остальных: подслеповатые окошки, полуобвалившаяся крыша, полное отсутствие частокола и каких бы то ни было деревьев.

– Сады они тоже, что ли, под топор пустили? – горестно вопросила Александра. – Антон Павлович обрыдался бы такому беспределу.

– А что делать? Замерзать зимой? Газ сюда никто не станет проводить, а уголь сейчас не купить на пенсию.

– Почему сразу на пенсию?

– А кто, по-твоему, здесь, кроме пенсионеров, может еще доживать? Только бабки да дедки, наверное, и остались.

Существо, открывшее им покосившуюся дверь, в равной степени походило как на бабку, так и на дедку. Глубокие морщины, избороздившие лицо. Бесцветные потухшие глаза. Потрескавшиеся губы. Трясущиеся руки и согнутые в коленях ноги.

– Здрасте, – оскалилась приветливо Александра и тут же повела носом в сторону. Вонью из раскрытой двери несло невыносимой.

– Здравствуйте, – вдруг ответило ей существо совсем еще молодым мужским голосом. – Что желаете, сударыни?

Сашка опешила и какое-то время с явным изумлением рассматривала мужчину. Потом сделала для себя неутешительный вывод о том, что возраст мужчины был удачно выправлен местным рельефом, условиями жизни и количеством выпитой самогонки. Вздохнула печально и, уже не сильно заморачиваясь на предмет собственной улыбчивости, спросила:

– Вы давно здесь живете?

– Да, – односложно ответил мужчина и с вызовом посмотрел на нее. – А в чем, собственно, дело?

Подруги озадаченно переглянулись. Изъяснялся дядя совсем не по-деревенски. К тому же успел выпрямить колени, сделавшись почти одного роста с Сашкой, а она была достаточно высокой. Тут же как-то приосанился, и в глазах его появилась искра еще не совсем пропитого разума.

– Вы нас извините, пожалуйста, за беспокойство, – выступила из-за Сашкиной спины Ася, ее отодвигая и показывая ей за своей спиной сжатый кулак. – Мы здесь кое-кого разыскиваем. Объехали всю деревню, почти все дома заколочены или разрушены. Вот постучались к вам. Извините, видимо, нам придется обратиться к кому-то еще. Еще раз просим прощения…

И Ася начала медленно пятиться от крыльца. Сашка в тот момент еле слышно фыркнула и тут же последовала ее примеру.

Мужик проникся на первых же минутах. Он широко распахнул глаза, и они вдруг оказались чистейшего голубого цвета. Попытался улыбнуться, но тут же, видимо вспомнив об оставшихся трех зубах, быстро прикрыл рот заскорузлой ладонью. Потом еще раз любовно оглядел Асю и приглашающе отошел от двери в сторону:

– Заходите, если что-то вам нужно. Заходите, поговорим…

Сашка изумленно ахнула и тут же остановилась. Оглядела подозрительным взглядом свою подругу, будто за последние несколько минут та вдруг приобрела массу неизвестных ей достоинств. Потом ткнула ей кулаком между лопаток и пробурчала еле слышно:

– Можешь ведь быть неотразимой! Чего же не пользуешься?

– Чем? – Ася коротко на нее взглянула и сделала обратный шаг к крыльцу.

– Слабостью своей, идиотка! Он же на беззащитность твою купился! Его же от робости твоей смотри как расперло. Вот и Ленька твой именно на это купился, а ты все испортила.

– Как это? – Асю разобрало любопытство, она на минуту забыла о мужике, с явным любопытством наблюдающим за тем, как подруги препираются, и ухватила Сашку за рукав. – Как это я испортила? Чем? Я же всегда боготворила его, обожала! Я же опекала его так, как…

– Вот! Вот ты и ответила на свой вопрос сама! – Сашка торжествующе хмыкнула. – Ты помнишь, как вы познакомились? Помнишь наверняка! И по сотне раз за день небось вспоминаешь!

– Вспоминаю, – покаялась Ася, не забыв бросить на деревенского жителя виноватый взгляд и пожать плечами.

– Вот, вспоминаешь! А главного не помнишь… Ты же промокла тогда вся, дрожала от холода, взяла вдруг да доверилась ему, Леньке своему. Доверилась, совсем ничего о нем не зная. Упала ему на грудь и позволила себя обнимать.

– И что дальше-то?

– А то! Ты была слабой, беззащитной и доверчивой. Именно на такую женщину клюнул Ленька. Именно на такую! А в кого ты превратилась уже через год?

– В кого?

– В выносливую, трудолюбивую и подозрительную! В полную противоположность той девушки, которая ему нравилась. Вот тебе формула твоего семейного краха. Как, впрочем, и многих других. – Сашка печально вздохнула, тут же перевела взгляд на остолбеневшего мужчину и, не желая сдавать лидирующих позиций по неотразимости и шарму, спросила: – Правильно я говорю, мужчина?

Удивительно, но тот не спешил с ней соглашаться. На манер персонажа всех русских сказок он почесал в затылке, потоптался на крыльце и с истинно национальной русской хитрецой в голосе пробормотал:

– Так ведь кто его знает… Может, так, а может, и по-другому. Сама-то ты замужем?

Вопрос Сашку смутил. Она молчала какое-то время, потом отрицательно качнула головой.

– Вот видишь… А советы даешь… – Он сделал пару шагов с крыльца, с болезненной гримасой прошелся немного, ухватился за поясницу и плаксиво пожаловался: – Ох, кости мои… Что ты будешь делать! И лет мне немного, а умираю прямо так, за здорово живешь… А тебе вот что скажу, барышня: легко давать советы другим, но не себе. Так-то. А та барышня… – Взгляд мужичка снова обратился к Асе. – Не слушай никого, девушка. Будь собой. Ты красивая очень. Подружка твоя… видная из себя, не спорю. А ты красивая. Только не каждому твою красоту рассмотреть дано. Солнце… Солнце-то какое, девки! Весна полным ходом. Уж и травищи сколько…

Подруги оглянулись вокруг себя и, к полному изумлению своему, обнаружили, что дядя прав. Травы и в самом деле было много. Странно, что они не заметили этого, когда добирались сюда. Видимо, убогость разваленных срубов умело скрадывала неповторимую сочность и свежесть апреля. А сомлеть было от чего, между прочим. Каждый крохотный участок земли тянул на себя изумрудный гобелен пробивающейся к свету травы. Она выпирала буйными кучками сквозь утрамбованную снегами почву. Кольцевала колодезные срубы и яростно наступала на груды мусора, сваленного прямо рядом с домами.

– Сколько земли… – опечалилась вдруг непонятно с чего Сашка и вздохнула тяжело и искренне. – Сколько земли пропадает.

– А чего же пропадает-то? – изумился мужик. Кряхтя и стеная, поплелся к крохотной лавочке возле избушки, сел на нее со второй попытки и продолжил: – Она под парами… Найдется, девки, непременно найдется ей хозяин. Тогда она и всколыхнется. И заколосится, и плодоносить будет, как в добрые старые времена.

– Это когда еще будет! – воскликнула Сашка, не на шутку загрустившая при виде невостребованных просторов.

– А вот как ленивый человек сильно жрать захочет, так это все и случится. Либо сам дойдет умом, либо кто подскажет, но вспомнит он непременно, что все от земли. – Дядька снова потер поясницу и снова хитро прищурился. – А вы чего это, девки, по деревне-то лазаете? Кого ищете-то? Это я к тому, что женихов тут нету. Один я вот только и остался.

Сашка незаметно ткнула Асю в бок, и та решила взять инициативу разговора в свои руки, раз уж подруга не пришлась по душе деревенскому жителю.

– Мы ищем сестер Афанасьевых. Лиду и Лену… Вы знали таких? Они же из вашей деревни, так?

Знал, еще как он их знал! Это Ася поняла по мере того, как говорила. Вся приветливость сползла с мужика в одно мгновение. Глаза снова сделались пустыми и бесцветными, да и смотреть он на нее с подругой перестал. А принялся крутить головой по сторонам и озадаченно чему-то прищелкивать языком.

– Так вы их знали? – повторила свой вопрос Ася, уверенная в положительном ответе.

– Ну, знал, и что с того?! – вдруг взорвался деревенский житель и начал пытаться встать со скамеечки. – Мы тут, почитай, всех знали, что изменилось-то? Черт, помогите-ка, девки! В спину вступило, не могу подняться!

– Обойдешься, – ледяным тоном оборвала его кряхтение Александра, снова завладев первой партией. Подошла к мужику и ткнула рукой в плечо. – Сиди где сидишь, дядя. Сиди, внимательно слушай и отвечай на вопросы.

Морщинистое лицо мужика мгновенно покрылось мертвенной бледностью, напомнив изрезанный оврагами снежный ландшафт. Он откинулся к стене и замотал в отчаянии головой.

– Не знаю я ничего про этих сучек! Не знаю и знать не желаю! Непутевые обе! Что одна дура, что вторая… Удрали из деревни, бабку оставили подыхать. А мне хоронить! А я что, двужильный? Я и так всю деревню на кладбище стаскал один…

– Будя брехать-то! – вдруг раздалось со стороны дома.

Голос был старческим, но приятным и певучим. Подруги изумленно оглянулись.

Опираясь о ветхий дверной наличник, на крыльце стояла древняя старушка. Была она такой сухонькой и такой маленькой, что издали напоминала подростка. Она и одета была почти соответствующе – джинсовая длинная юбка на широком резиновом поясе и такая же куртка. Из-под куртки почти до колен торчал толстый самовязаный свитер из овечьей шерсти. Обута бабушка была в резиновые калоши, натянутые прямо на простые чулки.

– Не слухайте его, девчата, – проговорила бабушка и улыбнулась им широко и беззубо. – Брешет он. Всю жизнь свою брешет. И головастый, и ученый, в институте учился по молодости, а вот сбрехать… Тьфу, хоть и сын мне, а глаза бы мои за брехню его на него бы не глядели. Вот внучка мне его сюда спровадила вместе со своими тряпками, а спросить забыла: нужон он мне тута или нет… А вы чего хотели-то? Слыхала, про девок Нюркиных спрашиваете?

Ася с Александрой переглянулись. Про Нюрку они слышали впервые, но перебивать старую женщину не стали, а лишь приветливо улыбнулись ей навстречу.

– Афанасьевыми они были по отцу непутевому. А по двору Нюркиными… Хорошая женщина была, обстоятельная. А потом, как дочку схоронила да сироток к себе взяла, замкнулась. Нелюдимая стала да и болеть стала часто. Заботы…

– Не жрала она ничего, вот и заболела, – отозвался с лавочки лживый сынок, которого матушка дискредитировала в глазах приезжих незатейливым и скорым способом. – Любой кусок этим кобылицам отдавала. А сама доедала что оставалось.

– Может, и так, – не стала спорить старая женщина и, спустившись по ступенькам, подошла к подругам. – Ишь, какие вы все справные, которые из города-то… А мы тут как пни закопченные. Ни газа, ни клуба, свет второй день как дали. Хорошо хоть Родя газету возит, а то бы совсем как пещерные люди жили бы.

При упоминании о почтовом курьере мужик вновь занервничал и принялся отчаянно жестикулировать, пытаясь привлечь внимание матери. Но, подхватив из Асиных опущенных рук инициативу, Сашка и не думала сдаваться. Приобняв старушку за плечи, она повернула ее спиной к сыну и ласково спросила:

– Он, этот Родя ваш, наверное, единственный, кто вас навещает?

– Почему? Нет, не он один. Еще торгаши два раза в месяц ездят. Да и он один-то редко когда приезжает, чаще с дружками. Боюсь, говорит, по таким дорогам в одиночку-то. Ограбят. Он же и пенсию нам возит, а это же деньги.

– Возит… – снова заволновался ее сын. – Так возит, что не довозит.

– Как это?! – в один голос выпалили подруги и снова повернулись к нему.

– А так! То сотни мать недосчитается, то три. А один раз вообще только половину пенсии отдал. Переплатили, мол.

Подруги снова многозначительно переглянулись. Но не успели они построить и начала обвинительного заключения в адрес Хаустова Родиона, как старушка снова выпалила с обидой:

– Будя брехать-то, честного человека хаять! Нашла я потом недостачу эту. У тебя же под матрасом и нашла! Только говорить тебе ничего не стала. Нужны они мне больно. С голоду не помираю, одежку внучка тюками таскает, а на что мне еще-то… А Роде мои копейки ни к чему, он мужик справный, при своих деньгах всегда. Они, девки-то, на его деньги и польстились. И умчались следом за ним.

– Да ты что вот, мать! – заорал мужик и, забыв про больные кости, вскочил с лавочки, закружил по вытоптанному дворику. – Что плетешь-то? Что плетешь? Никакого отношения к этим шалавам Родион Алексеевич не имеет! Не он это. Не он. Сами они! Сами удрали!

Налицо было явное противоречие в показаниях, подумалось подругам, и они решительно принялись докапываться до истины.

– Как получилось, что девушки уехали? – спросила первой Ася. И тут же поправилась: – Я хотела спросить, кто первой из них уехал и каким образом?

– Первой? – Старушка на минуту задумалась. – Первой в город Ленка подалась. Никому ничего не сказала. Нюра тут сразу слегла. А Лидка билась, билась да следом за Ленкой и подалась. Нюра тогда почти уже и не дышала. А через месяц померла.

– А кто ее хоронил? – поинтересовалась Александра и покосилась в сторону мужика, настороженно вслушивающегося в каждое слово, сказанное его матерью.

– Так Лидка приезжала. Поплакала, поплакала… Потом вещи раздала и снова уехала. А Ленки не было. Та не приехала.

– А на чем они добирались сюда? У вас рейсовый автобус ходит?

– У нас один автобус – Родя. Кабы не он, все мы давно попередохли бы. Хороший человек. Девки-то с ним и уезжали, и приезжали. А у вас к ним дело, что ли, какое? Так Лидка, Родя рассказывал, на почте работает в городе. Там ее и нашли бы. У меня даже адрес ее есть и телефон этой почты. Она сама оставила. Сказала, мало ли что. Дуреха все надеялась дом бабкин продать. А кому он нужен-то? Все на дрова стаскали.

Итак, курьером по доставке почты и первозчиком пассажиров был загадочный Родион Алексеевич Хаустов. Он мог знать ответы на многие вопросы. Хотя бы на тот, где и когда он высадил Елену Афанасьеву. Лида, наверное, этим тоже интересовалась. Но нужного ответа, по всей видимости, не получила. Хотя сестренка Лена, о которой Лида помнила, даже находясь почти на том свете, могла запросто до города и не доехать. Или уехать оттуда в любую другую точку нашей необъятной Родины. Потому, видимо, Лида и осталась без ответа.

– А у вас случайно телефона Родиона нет? – с надеждой спросила Ася.

Представить себя прозябающей в бездействии еще два дня до того момента, как Хаустов явится поутру за почтой на улицу Ватутина, ей было весьма затруднительно. Вопросы, вопросы, вопросы… Их скопилось столько, что промедление с поисками ответов на них могло быть смерти подобно. И смерти не чужого ей человека, а обожаемого в недалеком прошлом Леньки. Нужно было действовать.

– Телефона Роди? Нет, девоньки, нету. Ни к чему он мне. Да и ездит он часто. У меня и своего телефона нету. У Журбиных вон, через дом, есть такой, без проводов.

– Мобильник, – квакнул со своего места сынок.

– Можа, и он, – согласно кивнула старушка. – А у нас нету. Так Родя через два дня приедет к нам. Тогда я могу и телефон спросить.

– Нет, нет, не нужно, – поспешила ее заверить Саша. – Мы как-нибудь его сами разыщем. Спасибо вам.

Они тепло попрощались со старушкой, сдержанно с ее сыном и пошли к машине.

Салон под палящим апрельским солнцем нагрелся до температуры, соперничающей с жаром преисподней. Подруги распахнули все дверцы и, встав в стороне, неспешно переговаривались, выжидая, пока машина проветрится.

– По сути, ничего нового мы не узнали, – с кислой миной констатировала Ася. – Нужен Хаустов, но не факт, что он захочет ответить на наши вопросы. И не факт, что ему известно больше, чем нам.

– А что нам известно? – подхватила Александра. – Что он подвозил сестер до города. Сначала Лену, затем Лиду. Причем Лена никому ничего не сказала о своем отъезде. Боялась, что ее не пустят? Может, и так. А может, и по-другому. Может быть такое, что она плевать хотела на бабку и сестру? Запросто!

Подруги вяло перекидывались фразами, все больше и больше склоняясь к мысли, что надо бы проехать вдоль деревенской улицы и переговорить с кем-нибудь еще, когда со стороны кустов, распушившихся свежей зеленью крохотных листочков, послышался тоненький свист. Они переглянулись и замолчали, настороженно вглядываясь в заросли. Там кто-то ходил, вздыхал и отчаянно чертыхался.

– Барышни, я это! – взмолился через пару минут их недавний собеседник, поскольку ходил, вздыхал и чертыхался, как оказалось, именно он. – Застрял я тут, подошли бы сами, а!

Второго приглашения им было не нужно. Раз мужик прячется, значит, на то есть причина. Подруги в два счета обогнули кустарник и остановились около того места, где старухин сын пытался проделать брешь в сплетенных ветках.

– Ну! – строго начала Александра, видимо, все еще не смирившаяся с тем, что он поставил под сомнение ее красоту и неотразимость. – Чего корячишься?

– Так я от матери прячусь. Даром что старая, а зрение имеет отличное. – Мужик выбрался из кустов, встряхнулся, как старый ободранный пес, и заискивающе произнес: – Вы тут к Журбиным, я слышал, собрались.

– Допустим. И что тебе с того? – Сашка уже перешла все границы почтительности и тыкала мужику напропалую. Точно не смогла простить.

– Так не нужно вам туда идти-то… – Съежившись под испепеляющим взором Александры, он быстро перевел взгляд на Асю. – Не знают они ничего про девок этих.

– А вы? – осторожно поинтересовалась Ася и быстро погрозила кулаком подруге. – Вы что-то знаете?

– Так… Знать-то я знаю… – Мужик замялся и с надеждой пробормотал: – Но ведь сейчас за так, сами знаете…

– Аська, да он денег просит! – ахнула Александра и решительным жестом показала наглецу отказ. – А это видел?!

– Так я же не много прошу, – заканючил тот. – Мать все заначки забрала. Вам наговорила всякого про меня, а сама же все выскребла. Хоть бы на пару бутылок, а?

Он так проникновенно смотрел на Асю, таким судорожным было поступательное движение его кадыка, что та сжалилась и полезла за кошельком.

– Вот вам полтинник, – протянула она ему купюру. – Но скажете нам все, что знаете. Если информация окажется достойной, получите еще столько же. Устраивает? Да, и не вздумайте сбрехать, как говаривает ваша матушка.

Полтинник мгновенно исчез в заскорузлой ладони, будто его и не было. Мужик несколько раз оглянулся, и по бледности, вернувшейся на его лицо, было заметно, что беспокойство его не притворство. Он и в самом деле боялся. На взгляд же подруг, бояться здесь абсолютно было некого. Даже глупых кур не было заметно в этой умирающей деревне. Что уж говорить о людях.

– Итак, кого вы боитесь? – осторожно начала Ася и достала вторые пятьдесят рублей.

– Родю, кого же еще! – воскликнул мужичок и икнул, опасливо прикрыв рот ладонью. – Он же зверь! Мать-то, она старая, вот и глупая. Она многих вещей не видит, да и не понимает по необразованности своей. Родя, говорит, хороший… А то как же! Он же начал с того, что принялся у старух в деревнях скупать все, что можно. У кого иконы, у кого подсвечник, у кого шерсть тюками. Яйцами тоже не брезговал.

– А у вас что покупал? – недоверчиво оборвала его рассказ Александра, подставляя солнцу бледное лицо.

– У нас? Так ведь нечего у нас покупать. Да и дочка моя однажды его прогнала. Пошел вон, говорит, аферист. Мать сильно на нее за это ругалась.

– Так что там с сестрами? – оборвала его Ася, боясь, что он снова уйдет от темы и они не узнают ничего, способного пролить свет на случившееся.

Мужик дернул шеей и снова оглянулся. Потом понизил голос почти до шепота и произнес:

– Ленку-то он уволок, вот как!

– Как это уволок? – опешила Ася, кое-что знающая о похищении, причем не из третьих рук. – Украл, что ли? А что же Лида?

– Так в том-то и дело, что об этом никто не знает. Никто, кроме меня! – Горечь, прозвучавшая в его словах, наталкивала на мысль о том, что чужая тайна его сильно угнетает и он давно уже готов был за здорово живешь с ней расстаться. Ну, пусть и не за здорово живешь, но все же…

– Это прошлым летом началось. Ленка как-то сразу выправилась, чудо, а не девушка стала. Лидка тоже хороша, но до Ленки ей было далеко. Вот Родя ее и приметил. Я в тот день верши перетряхивал на омуте. Сижу часов с трех после обеда, даже придремал вроде. Слышу крик какой-то. Я из кустов выглянул, а там… – Он замолчал, устремив взгляд себе под ноги, словно воссоздавал в памяти картину прошлогоднего лета. – А там Родя с Ленки лифчик сдирает. Она орать пытается, а он ей, значит, рот зажимает и говорит…

– Так что он ей говорит?! – Сашку наконец-то проняло, и она клещом вцепилась в мужика, стиснув рукав его засаленной фуфайки и совсем позабыв о брезгливости.

– Ты, говорит, будешь делать все, что я тебе скажу. Иначе тебе, говорит, конец. А она головой крутит и хочет заорать, да только он ей рот зажимает. Сверху сам навалился и… грудь ей тискает, значит. – Мужик вдруг засмущался. – А у меня у самого дочка, вот меня и проняло – зашумел я в кустах-то. Выходить, правда, не стал, а зашумел. Он Ленку-то и выпустил. А потом, как ни приедет, так все к ним в дом шастает. Ну, а там бабка да Лидка, он их вроде побаивался. А осенью Лидка вдруг заявляет, что Ленка с ним уехала в город и никому ничего не сказала. Говорит, даже вещи не взяла. Ушла в гости к Журбиным, а оттуда прямиком в город. Вроде видели те, как она к Роде в машину садилась.

– Так что вас смущает-то? – Сашка незаметно для себя снова зауважала мужика и опять обратилась к нему на «вы». – С лета до осени прошел не один месяц, и Лена, может, изменила свое отношение к Хаустову за это время.

– Нет… Не могла она. – Мужик отрицательно покачал головой и с вожделением уставился на деньги в Асиных руках. – Она славная девка была. Это я нарочно говорил про них плохо, чтобы мать не заподозрила. Она же чуть не продала меня Роде. Он тут все выспрашивал летом – кто там, мол, по кустам на речке шарится. А она сдуру и бахнула, что я, мол, рыбу ловил. Еле отвертелся. Вот он всякий раз, как приезжает, с меня глаз и не спускает. Подозревает. А как Ленка пропала, так особенно.

– А что он говорил про то, куда ее отвез?

– На вокзал, говорит. Вроде ее там какой-то малый ждал. Только врет он! Не могла она на вокзал в одной-то курточке да без денег и паспорта. Лидка говорила, что все вещи и документы сестры дома остались. Да и какой такой мог быть малый, если на всю деревню один малый – это я! – Мужичок снова покачал головой, сделавшись донельзя печальным. – Лидка ему вроде поверила. Одно время даже проклинала Ленку. Бросила, говорит, меня одну и уехала за хорошей жизнью в Москву. Но я так думаю, что Родя ее украл.

– А с какой целью? – Ася недоверчиво развела руками. – Зачем она ему? Ну, был у него с ней секс, а потом что? Взял и отпустил, если он, конечно, не серийный убийца!

От ее последних слов всем сделалось нехорошо, а на местного жителя и вовсе сделалось страшно смотреть. Ноги его, и без того согнутые в коленях, будто подломились, и дядька начал оседать на землю. Подруги еле успели его подхватить. Усадили на трухлявый пенек, что торчал неподалеку, а мужик, не переставая их удивлять, вдруг залился слезами.

– Нету Ленки в живых, чует мое сердце. Она бы давно объявилась. Если по бабке душа у нее не болела, то Лидку-то она любила до смерти. Убил он ее, точно убил! – И он снова заплакал.

Ася сунула ему в руку пятьдесят рублей, чтобы хоть немного его успокоить. Но он даже на них не взглянул, продолжая вздыхать и причитать сквозь слезы:

– Тут, кроме Ленки, еще много народу пропало. Под Новый год ездил я в Заделово, в поселок городского типа, тут недалеко. Не поверите, в библиотеку поехал. Иной раз такая тоска у меня в этой глуши! Ну вот, а там знакомого встретил. В одну школу бегали за пять километров в детстве. Разговорились. Он мне и говорит, что странные вещи по району стали происходить с молодыми девчатами. Я говорю, что за странности, а у самого внутри все оборвалось. Так пропадать стали, говорит он. То ли убегают куда, то ли еще что. И ведь бегут-то все такие, как Ленка, вот в чем секрет! Те, кого искать никто не будет. У Ленки вот, к примеру, бабка да сестра. Еще у одной, по его словам, был только отчим. Ну, с той ладно, могла и в самом деле бросить пьяницу запойного. А вот в Зашеве, что на другом конце района, пропала совсем молоденькая девчушка. Лет четырнадцати, не больше, у которой была только лишь тетка слепая. Та было в милицию сунулась, а там ей отказ в возбуждении уголовного дела.

– Почему? – в один голос воскликнули подруги.

– Кому ж охота искать девчонку? Придумали сто причин ее исчезновения. И блудливая-то она, и в школе не хотела учиться, и тетку обижала… Только я вот что думаю… – Мужик понизил голос почти до шепота. – Продает он их!

– Кого? Девушек? – Ася опешила. – Вы понимаете, что говорите? Это же такая статья! Стал бы ваш Родион рисковать, тем более что все подозрения сразу на него падут…

– Так-то оно так… Да только… Сколько уж времени он ворочает делами своими нехорошими по району, а все безнаказанно. Ладно, пойду я. – Он потискал пятидесятирублевую купюру в прокуренных пальцах, со стоном поднялся с пенька и направился к тропинке, которой пришел сюда. Потом обернулся и с явной печалью в голосе произнес: – Уж вы поищите Ленку-то, девоньки. Больно хорошая девушка. Лидка, та давно смирилась, а вы поищите…

Подруги вернулись к машине и уже через десять минут миновали скособоченный указатель. Разговаривать почти не разговаривали, думая каждая о своем. Даже разбушевавшаяся в полную силу весна не радовала, хотя где, как не за городом, радоваться ее наступлению.

Не стиснутые бетонными коробками домов деревья вольготно раскинули распушившиеся ветви. Войлочные срезы оврагов, тщательно вымытые вешними водами, постепенно зарастали травой. Лучше любого стилиста, ретушируя землю, весна сглаживала изрубцованные тропами поляны. Через неделю-другую она изменит своему зеленому однообразию, добавив яркой голубизны незабудок и солнечной яркости одуванчиков.

– Красиво-то как, Аська… – мечтательно пробормотала Сашка через какое-то время. – Ярко все, свежо… Зря мы с тобой деревню хаяли.

– Да, наверное, – думая о своем, рассеянно отозвалась та, выезжая на асфальтированную дорогу. – Как думаешь, причастен Хаустов к исчезновению деревенских девушек?