Внимание: неверный муж!

Звонила мачеха.

– Ася, доченька, – рассеянно позвала она ее, забыв поздороваться, – Ваня не у тебя?

– Ванька? У меня? С чего бы это?!

– Тут такое дело… Он… – Мачеха вполне отчетливо всхлипнула. – Он не ночевал дома!

Ася хмыкнула. Вот ведь дело какое – Ванечка не ночевал дома. Мамочка совсем забыла, что мальчик давно вырос из детских штанишек. И что остаться ночевать мог где угодно, хотя обычно и предпочитал возвращаться к себе. Правда, он всегда обставлял свое отсутствие телефонным звонком, но бывают же исключения из правил.

– Не бывает! – отрезала мачеха с недобрыми нотками в голосе, когда Ася высказала свои предположения. Тут же не преминула съязвить: – Это для тебя обычное дело – забыть позвонить отцу и справиться о его здоровье. Ваня так не мог поступить.

Ася совсем было хотела швырнуть трубку на аппарат, когда мачеха обронила:

– Что-то случилось! Я это чувствую, Асенька, детка! Я чувствую беду…

Заявление было более чем серьезным, чтобы можно было оставить его без внимания. К тому же, в свете последних событий, оно как нельзя лучше добавляло драматизма ситуации.

– С чего это сразу беда? – возмутилась Ася, а внутри у нее тут же все заледенело.

Куда, интересно, мог подеваться этот засранец? Чего ему дома не сиделось или на фирме своей мамаши под ее заботливым крылышком?

– А может быть, он в сиделках у пострадавшей девушки? – осторожно поинтересовалась Ася, не уверенная на все сто процентов, что мачеха посвящена в их общую с Ванькой проблему. Приезжать-то она приезжала в ту ночь к нему, но он мог ей всего и не рассказать.

– Нет! Девушка находится в реанимации в одной из солидных клиник, у моих знакомых. Находится под охраной. И в сиделках у нее специально обученный медицинский персонал, – с раздражением ответила мачеха.

– И все же… Вдруг ей сделалось хуже или, наоборот, лучше, и он подле нее…

– Не мели чепухи, Ася! – разозлилась та. – С чего это ему около нее сидеть? Нашла сестру родную!

«Подле меня он бы сидеть не стал, – с печалью констатировала Ася, благоразумно не озвучив свои мысли. – И проблемами моими не проникся, отказавшись спасать Леньку. А вот девица та явно чем-то его пленила».

Мачеха вздыхала и охала еще минут десять, задавая ей всякие наводящие вопросы, а потом вдруг попросила приехать.

– А куда приезжать? На фирму или…

Назвать домом квартиру мачехи и родного отца язык у Аси не поворачивался. Причем не поворачивался уже лет несколько. Да чего там душой кривить – с первого дня их совместного проживания и не поворачивался. Домом для нее была и оставалась та хрущевка, где они жили втроем: отец, мать и она ребенком. И не замечалось в ней ничего убогого. Ни протекающая крыша, ни капающие краны не раздражали. Ни вздувшиеся пузырями в промокших углах обои, ни обшарпанные полы. Все это мылось, переклеивалось год за годом, старательно приводилось в порядок и содержалось в чистоте матерью, пока отец приумножал свой научный потенциал. И пахло в их доме не дорогой кожаной мебелью и натертым импортной мастикой паркетом, а жареными пончиками с курагой и яблоками, которые Ася хватала с тарелки, прибегая из школы. Она всякий раз забывала вымыть руки и ела, обжигаясь и жмурясь от удовольствия. А рядом всегда была мама. Добрая, милая, с мягкими теплыми руками, пахнущими ванилью и сдобой…

– Домой приезжай, – твердо закончила за Асю начатую фразу мачеха и догадливо хмыкнула. – И когда ты только повзрослеешь? Драть тебя, наверное, надо было в детстве, а у меня все руки не доходили.

Ася хотела возмутиться последнему заявлению, но мачеха бросила трубку, оставив ее наедине с нерастраченной злобой. Выплеснуть ее удалось на подругу, которая решила, кажется, проспать до обеда, совсем позабыв о данном ночью обещании.

– Быстро вставай! – скомандовала Ася, вваливаясь в ее квартиру и тесня Сашку к кухне. – Я тебе пока кофе сварю, а ты давай приводи себя в порядок.

– Чего расшумелась-то? – Александра широко зевнула и по-кошачьи выгнулась, обнажая идеальный отретушированный в солярии пупок. – Знаешь, во сколько я уснула? Этот отличник боевой и физической подготовки оказался таким неутомимым…

– Вот и выходи за него замуж! – брякнула Ася, стягивая с себя куртку и заворачивая рукава свитера, подаренного мачехой. Она решила ехать к ней в гости именно в нем, что смахивало, конечно, на мелкий подхалимаж, но она надеялась, что той будет приятно.

– Чего это вдруг сразу замуж? – испугалась подруга, прошлепав мимо Аси к окну и широко распахивая форточку. – Что он тебе плохого-то сделал, что ты ему такую печальную судьбу уготовила?

Ася лишь улыбнулась такой вольной критике и принялась сгребать со стола следы ночного бдения подруги и ее криминалиста. Андрей, судя по тарелкам, отличником был во всем. С аппетитом у него явно не было проблем. Ася перемыла Сашкину посуду, расставила в сушке. Вымыла стол от пятен красного вина и, пройдя в комнату, села перед телевизором, ожидая, пока Сашка закончит с приготовлениями к выходу на улицу.

Копалась та долго. Сначала непрерывно шуршал душ. Потом гудел фен, потом зачем-то снова лилась вода. Хлопали двери, и слышалось недовольное ворчание подруги. Наконец, минут через сорок, подруга была готова и предстала перед Асей во всей красе. Сапоги на высоченном каблуке. Длинный плащ, не застегнутый на пуговицы, но стянутый поясом на тонкой талии. И какая-то немыслимая косынка, перехватившая волосы у основания.

– Как я? – спросила Сашка и продефилировала мимо Аси с высоко поднятой головой.

– Супер, чего уж… – с кислой улыбкой подтвердила Ася. – Не то что я, мышь серая.

– Не мели чепухи, а лучше скажи, что за причина такой спешки? – Подруги вышли из квартиры и, заперев дверь, пошли вниз по лестнице. – Ванька предупрежден о нашем визите?

– Нет. – Ася снова окинула Сашку критическим взглядом. – Понятно теперь, для кого ты так старалась, собираясь целый час.

– Очень нужно ему, как я выгляжу, – с неожиданно горестной ноткой парировала Александра, подходя к «жигуленку» подруги. – Он и заметит-то меня едва, когда мы войдем.

Ася не стала ничего ей рассказывать про звонок мачехи. Кто знает, что могло произойти за то время, пока Сашка собиралась. Ванька мог объявиться сотню раз и сидеть сейчас у мамули в гостях, попивая чай с любимыми пирожными. Поэтому она оставила без комментариев очередное критическое замечание подруги и, вырулив со двора, взяла курс на микрорайон, в котором обитал ее отец со своей женой.

Если Александра и была удивлена, когда они въехали на охраняемую территорию двора Асиной мачехи, то комментировать это никак не стала. Молча хмыкнула в лицо подозрительному охраннику, так же молча процокала каблуками по вылизанному асфальту двора. Вошла в подъезд и, лишь остановившись у двери в апартаменты, завистливо прищелкнула языком:

– Живут же некоторые!

– Это что! – фыркнула Ася. – Ты дом загородный не видела! Вот куда баснословные средства вложены. А кому все это надо, спрашивается?

Мачеха распахнула дверь, стоило Асе тронуть кнопку звонка. Выглядела она паршиво. Дело, по всей видимости, и впрямь было дрянь, раз она так расклеилась. За десять с лишним лет Ася не могла припомнить случая, чтобы мачеха могла позволить себе блуждать по дому в шерстяных носках и махровом халате с выглядывающей из-под его подола ночной сорочкой.

– Проходите, девочки, – обронила она, совсем не удивившись тому, что Ася не одна, а в сопровождении Александры. – Здравствуй, Сашенька. Прекрасно выглядишь…

Сашка кисло улыбнулась ее комплименту и поспешила стянуть с ног сапоги. Невзирая на вполне ощутимый дух беды, шаркающий по квартире следом за мачехой, паркет блестел по-прежнему.

Подруги прошли в огромную гостиную и расселись в неудобных громоздких кожаных креслах. Ася вопросительно уставилась на мачеху, Сашка все еще ничего не понимала. Она крутила головой по сторонам в надежде увидеть ухмыляющегося Ваньку, воровато выглядывающего из комнаты родителей или из маминого будуара, примыкающего к спальне. Ваньки нигде не было видно. И тогда она решилась на вопрос, тем более что паузу, судя по всему, никто нарушать не собирался – Ася во все глаза таращилась на мачеху, а та бродила по гостиной и время от времени прикладывала к глазам носовой платочек размером со спичечную коробку.

– Иван скоро будет? – брякнула Александра, не поняв, с чего это и подруга, и ее мачеха сразу вздрогнули и с немым укором на нее воззрились. – А чё я такого спросила? Мы же, Ась, с тобой еще с вечера собирались к нему! Собирались?

– Ну да, вроде… – неуверенно промямлила Ася, делая ей страшные глаза. Зря она все же не посвятила подругу в проблему, невесть откуда свалившуюся на них на всех. – Только…

– Ваня пропал! – исторгла мачеха новость вместе с отчаянным всхлипом. – Он пропал, девочки! Я чувствую, что-то случилось! Он в беде…

И она разрыдалась. Разрыдалась неумело и горестно, совсем не зная, как управлять рвущимися из горла воплями.

– Он позвонил вчера утром… – выдавила она сквозь слезы, – что-то такое говорил насчет того, что он, кажется, все понял…

– О чем? – одновременно выпалили подруги.

– Как о чем? – Мачеха перевела с одной на другую изумленный взгляд. – Обо всей этой жуткой истории, в которую нас всех вовлек твой муж!

Хорошенькое дельце!

Ася еле сдержалась, чтобы не подскочить с кресла и не наорать на нее, не наговорить ей прямо сейчас целую кучу гадостей.

Вот, оказывается, в ком все дело! Это Ленька ее виноват! Не Ванька со своей неуемной ревностью или алчностью (с чем именно, еще разбираться и разбираться), а Ленька! Ее простофиля-муженек, который из-за своих скотских привычек получил по башке, который был к тому же похищен и теперь страдает в застенках у похитителей, где его мучают и пытают! Вот кто виновник всех бед! А она-то, господи, что подумала, да еще какое-то дурацкое расследование затеяла, пытаясь найти единственно верный путь к спасению мужа. Ходила по квартирам, почтам, ездила по деревням, лезла в глаза криминалистам, толкала в их объятия свою лучшую подругу… А всего-то и делов было: спросить свою дорогую мачеху, у которой, оказывается, и ответ готов: виновник Ленька!

Все это огненной бурей пронеслось в Асиной голове, и кто знает, если бы не Сашкин умоляющий взгляд, она бы точно озвучила самые злобные и нехорошие свои мысли в адрес Ваньки-ирода и его необыкновенной мамочки.

А Сашка ее именно умоляла! Она запросто могла сейчас двигать на конкурс мимов. И заняла бы там первое место в номинации «я тебя умоляю». Ася сдалась ее немым мольбам и, скрипнув зубами, промолчала.

– Он собирался ехать куда-то, – продолжала плакать ее мачеха, совсем не заботясь о своем внешнем виде. – Отец его предостерегал, предлагал помощь…

Асю снова укололо горькой обидой.

Вот, значит, как! Ваньке, стало быть, все: и любовь, и доверие, и помощь. А ей? Ей-то что? Одни упреки и непонимание! Даже отец! – отец! – который должен был в первую очередь броситься ей на помощь и поддержать, не сделал ничего. А ведь все, как оказалось, все буквально были в курсе ее проблем. За что же такая нелюбовь? Только за то, что она оказалась непокорной дочерью? Не пошла по пути, который хотелось им ей вымостить, а выбрала свой собственный, пусть и тернистый? За это? Или истина, что мужчина любит детей любимой женщины, верна, как никогда, в данном конкретном случае?

– Он должен был вернуться вечером. Мы с отцом ждали его к ужину. А он… он не приехал! – Мачеха снова зарыдала, с трудом выговаривая слова сквозь слезы. – И не позвонил! Мобильный его вне зоны обслуживания. Отец обзвонил все посты, все больницы и морги… Мы всю ночь не спали… А все из-за этого мерзавца! Все из-за него! Как ты могла поступить так со всеми нами? Как ты могла, Асенька?

И вот тут уж Ася не выдержала. Даже Сашкины ужимки перестали на нее действовать. Ася все же подскочила с кресла и, подойдя почти вплотную к мачехе, со злобным присвистом на всякий случай поинтересовалась:

– Значит, это все-таки я виновата? Я ничего не перепутала? Я виновата в том, что ваш Ванька влез в какое-то дерьмо?

– Не нужно выражаться, девочка моя, – отшатнулась от нее мачеха, и даже выглядеть ей при этом удалось весьма напуганной.

– Значит, я виновата? Виновата в том, что Ванька влюбился, виновата?

– Никто тебя не обвиняет, но ты могла бы…

– Ни черта я не могла! Я узнала об этом лишь на прошлой неделе! – Ася с силой выдернула свою руку, которой завладела Сашка и отчаянно тянула за нее, пытаясь снова усадить в кресло. – Я вообще не обязана знать всех его дурочек, понятно?! И совсем я не знала, что мой муж и мой сводный брат таскаются к одной девке! Разве в этом я виновата? Да, наверное, во мне что-то не так, раз они оба предпочли одну и ту же. Но разве в том моя вина? И Ванька… Кто мог знать, что он так ревнив, раз за измену избил свою девушку до полусмерти?

– Аська, что ты мелешь! Заткнись немедленно! – взмолилась Александра и, встав, обхватила ее за плечи. – Я прошу тебя, замолчи сейчас же!

– Черта с два я буду молчать! Ленька им, видишь ли, мой помешал! Он у них, как гвоздь в заднице! А все потому, что дорогу их Ванечке перешел. Так, что ли? – Ася нависла над мачехой и грозно переспросила: – Так? Из-за этого весь сыр-бор? Из-за того, что он перешел Ваньке дорогу?

– Так, – тихо обронила мачеха, снова отшатнувшись от нее и прикрывая крохотным платочком вздувшиеся от слез веки. – Он и в самом деле перешел ему дорогу, но только не там, где ты думаешь.

– Я все правильно думаю! – отрезала Ася и вняла наконец мольбам подруги, уронив себя в кресло и закрыв лицо руками.

Она не видела, как догадливо переглянулись между собой мачеха и Сашка. Как вторая вопросительно дернула подбородком, а первая обескураженно развела руками. Потом обе устремили на Асю полный жалости взгляд и одновременно тяжело вздохнули.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь легким поскрипыванием кожаных кресел и едва уловимыми шагами мачехи. Потом тишину разрезал телефонный звонок, и мачеха сорвалась в холл, с надеждой выдохнув в трубку:

– Ваня?.. – а затем заговорив другим, потухшим голосом: – Нет, не звонил… Не знаю… Милый, я уже ничего не знаю! Да, она здесь. Я не могу! Не требуй от меня…

Ася подняла голову и настороженно прислушалась. Видимо, звонил ее отец. Печалился о пропавшем пасынке – мальчик в беде! Про девочку хоть вспомнил походя, и то слава богу…

– Ася, – тихо позвала ее мачеха, положив трубку и вернувшись в гостиную. – Я должна тебе что-то сказать. Я понимаю, что, наверное, не имею права… Но отец настаивает!

– Что еще? – грубо оборвала ее неуверенную речь Ася и злобно уставилась на сгорбившуюся от горя женщину, которую так и не научилась любить. – В чем еще вы хотите меня уличить? Какая еще за мной вина числится?

Мачеха всплеснула руками и зло рассмеялась сквозь слезы, снова брызнувшие из ее глаз.

– Господи, ну почему? Почему из всех девушек на земле он выбрал именно тебя? – почти прокричала она, глядя на Асю чуть ли не с ненавистью. – Я говорю банальности, я знаю! Их наверняка говорила не одна мать, имеющая сына! И наверняка не находила ответа, так же, как и я… Почему он полюбил именно тебя?! Почему не Сашеньку, не любую другую девушку, а именно тебя, Ася?

– Может быть, он и сам этого так и не понял до конца, – неуверенно ответила Ася, поразившись силе горечи, с которой мачеха выстреливала в нее вопросами. – Ленечка, он…

И тут сорвалась со своего места Александра. Она пружиной подскочила с кресла, подлетела к ней и, с силой ухватив ее лицо ладонями, заставила смотреть на себя.

– При чем тут твой гребаный Ленечка, Аська?! При чем тут он, если разговор о Ваньке! – Ася попыталась вывернуться, но Сашка не отпустила, впившись в ее виски длинными тонкими пальцами. – Ты совсем дура, да? Ты так ничего и не поняла за столько лет, да? Все кругом поняли уже давно! Все! И отец твой, и мачеха, и даже я. Только ты осталась непосвященной, так, что ли? Ты не поняла до сих пор, что он любит тебя…

– К-кто любит? – Ася испуганно вжалась в кресло.

– Да Ванька же, идиотка! – заорала на нее Сашка, оглянувшись на его мать и улыбнувшись ей преданно и виновато. – Он, и только он тебя любил, любит и будет любить вечно. И кривую, и косую, и в мозолях, и в соплях. Что только они ни делали… Как ни пытались… Ничего не вышло. Ни у кого ничего не вышло, даже у меня. Ты думаешь, почему у нас до загса дело не дошло?

– Из-за меня? – теперь пришел Асин черед пугаться. – А-а, Сашка, ну как же так…

– А вот так! – рявкнула ей Сашка прямо в лицо. Потом с яростью поцеловала в лоб и, вернувшись в свое кресло, разревелась. – Не видит она! Ты только Леньку своего и могла видеть, а как Ванька мучился… Я старалась…

Тут Сашка с мольбой во взгляде повернулась к Ванькиной матери:

– Видит бог, я старалась. А он… Он во сне ее имя шептал, представляете?! Как я могла после этого, я же люблю ее, дурочку! И я отошла в сторону, хотя мне тяжело было это сделать. А потом увидела его с той курицей в кафе и взбесилась. – Александра снова повернулась к подруге. – Понимаешь, тебя я ему простить могла. Даже более того – желала вашего общего счастья, все ждала с замиранием сердца, когда ты наконец решишься бросить своего Бандераса. А вот другую женщину… нет уж, извините! Я и бесилась, и в подъезде ему сцену устроила. Он понял, что я имела в виду, и так посмотрел на меня, что я догадалась: ничего не изменилось, он любит тебя по-прежнему. А эта девица… тут что-то другое. Вот я и сомневалась в его вине. Аська, ты меня слушаешь или нет?

Ася слушала ее и не слушала. Она не могла поверить… Нет, не так: поверить в это было чудовищно, невероятно и удивительно болезненно. Как Ванька мог ее полюбить? Ведь он ее брат, пускай и сводный! Какое он имел право? Да никакого! Он не имел права в нее влюбляться, жалеть ее, заботиться о ней и всякий раз сочувствовать и защищать. Он же… он же, по сути, был единственно родным ей человеком в этой дурацкой семье. Зачем же так-то?

– Инцест просто какой-то, – проговорила Ася после паузы. – Это так… так неприятно…

– Не мели чепухи! – возмутилась Сашка и с силой тряхнула ее, заставив подняться. – Вы с ним чужие люди! Совершенно чужие по крови!

– Роднее его для меня нет и не было никого. Только мама… – вяло возразила ей Ася, утыкаясь лбом в ее плечо. – Но, Сашка… как же так?! Так же не должно быть! Почему вы это допустили?

– Кого он спрашивал, – хрипло воскликнула мачеха. – Мы пытались! Пытались, когда поняли, что с ним происходит что-то неладное. Но все было бесполезно. Он точно с ума сошел. Носился с идеей женитьбы на тебе, как… Одним словом, это была его самая светлая мечта, которой не суждено было сбыться. И тут ты со своим Леонидом! Можешь представить его чувства?

– Нет, – честно ответила Ася и замотала головой. – Я ничего не понимаю! Он же никогда… никогда не давал мне понять или как-то… Я только и слышала: чучело да чучело… Ругался все время на меня, наставлял… Разве я могла подумать, что он… что он так страдает…

Господи! Только сейчас до нее начал доходить смысл того, что она узнала.

Ему же было больно! А она… Она с горящими от счастья глазами рассказывала Ваньке о том, как любит Ленечку. Какой он хороший, ласковый, как умеет хорошо целоваться. Какую блузку посоветовал ей купить, как подкрасить глаза, что он любит на завтрак и ужин… Советовалась с Ванькой, что лучше подарить Ленечке ко дню рождения или к двадцать третьему февраля…

Какая же она была дура! Слепая бесчувственная дура! Ванька скрипел зубами и молчал. Все, на что его хватало, это криво ухмыляться и критиковать ее и привычки ее рафинированного мужа. Она не видела в этом ничего особенного, считая, что он просто вредничает. А все оказалось много хуже, много сложнее. Господи, как же страшна голая правда! Голая – не прикрытая вежливостью, желанием оградить от боли – правда. Как она беспощадна, как жестока к тем, на кого обращена…

– Что мне теперь со всем этим делать, а, Сашка? – Ася потерянно уронила руки. – Что?! Как я буду говорить с ним, смотреть на него и знать, что… что он видит во мне прежде всего женщину, а не сестру… Господи! Я же иногда при нем в трусах носилась по квартире и в лифчике! Считала, что в этом нет ничего такого. Да он и не циклился никогда. Да и не смотрел в мою сторону. Чучело, я и есть чучело…

Тут она вдруг вспомнила то утро, когда ночевала у Ваньки, и внезапно покраснела. Он забылся тогда всего лишь на мгновение, почуяв ее тело рядом с собой. Было ли то сном или явью? А может быть, внезапным прорывом долго сдерживаемых чувств, которые он устал контролировать? Он разозлился тогда на нее. Или на себя…

– Это все очень сложно, девочка моя! – обронила мачеха, обнимая ее со спины и прижимаясь к ней. – Тебе сложно, нам всем сложно, Ване сложно. Ему-то, пожалуй, сложнее всех. А тут еще и это… Он когда услышал о том, что Леонид обманывает тебя… Я еле удержала его от глупостей. Он готов был убить его.

Теперь понятно, почему он не отдал девицу Ленькиным похитителям, горько подумалось Асе. И дело тут, возможно, не столько в девушке Лиде, сколько в Леньке. Он хотел отомстить ему и отомстил. Только где же он сам-то сейчас?

– Куда он собирался ехать? – оборвала невеселый ход своих мыслей Ася и выбралась из тесных объятий мачехи и подруги. – Надо же что-то делать. И эта девушка… Как ее состояние?

– Стабильное, – отозвалась мачеха, присаживаясь на краешек кресла, где до этого сидела Ася. Глаза ее снова налились слезами. – Она выживет. Она молодая и здоровая девица.

– Деревенской закваски, – поддакнула Сашка, снова возвращаясь на свое место в кресло. – У нее еще сестра есть младшая.

– Да? Может быть. – Мачеха равнодушно пожала плечами, уставясь в пол пустыми глазами. – Ваня не говорил мне об этом ничего. Все, что мне известно, так это то, что кто-то искалечил ее, потом напал на твоего мужа, а следом его похитили. Похитители требовали отдать им эту девушку в обмен на твоего супруга, Асенька. Ваня не согласился.

– Я думала, что… – начала было Ася, но Сашка ее перебила.

– Она думала, что Ванька от большой любви не отдает эту Лидку. Что сначала он с ней встречался, а потом из ревности покалечил. Потом испугался и решил спасать любимую.

– Господи! Какой вздор! – воскликнула с чувством Ванькина мать и впервые за время их визита посмотрела на них строго и серьезно. – Вы сами-то хоть понимаете теперь, какой это вздор?! Чтобы мой сын в порыве ревности кого-то покалечил… Тогда ему давно следовало бы убить твоего супруга, Ася, или тебя, я не знаю… Сашенька, ты-то хоть скажи!

– Я и говорила! Говорила ей, что не верю, – принялась оправдываться Александра, молитвенно прижимая к высокой груди точеные ладошки. – Говорила, что Ванька не может совершить столько глупостей из-за сомнительного чувства. Я, даже невзирая на его поступки, все равно сомневалась.

– Какие поступки? – не поняла Ванькина мать, зябко ежась и с надеждой поглядывая на телефон.

– Ну… – Сашка бросила взгляд в сторону притихшей у окна Аси. – Они были в кафе, где я обычно пью кофе. Я сочла тогда, что он нарочно это сделал.

– Нарочно, – согласилась женщина. – Ему для чего-то нужно было, чтобы его заметили с этой девушкой. Он хотел дать понять, что знаком с девицей, к которой ходит вечерами муж Аси. Ему же было известно об этом.

– Ну вот! А вышло все наоборот. Из-за того, что он вытирал ей рот своим носовым платком, мы сочли, что это не просто знакомство. А потом все так наслоилось… Пойди разберись, кто есть кто…

– Ладно, – вдруг подала голос Ася. Оттолкнулась от подоконника и прошлась по просторной гостиной. Потом остановилась подле кресла, на котором в неудобной позе замерла ее мачеха, и с несвойственными ей прежде мягкими интонациями в голосе проговорила: – Сейчас, видимо, не время анализировать мотивы тех или иных поступков Вани. Сейчас важнее другое… Нам нужно спасать их обоих! А для этого нужно знать, где они. Боюсь, как бы не в одном и том же месте…

Александра слабо охнула и схватилась за сердце, пробормотав еле слышно:

– Как же я раньше-то…

– Знаете, я вот все думаю, – Ася замялась на мгновение, потом спросила: – Почему он был так добр к этой девушке, если знал, что она спит с женатым мужчиной?

– Да, почему? – эхом отозвалась Александра.

– Она славная девушка, – последовал незатейливый ответ. Заметив на лицах подруг тень неверия, женщина поспешила пояснить: – Так мне, во всяком случае, говорил Ваня. Славная, запутавшаяся девушка, только и всего.

Поверить в такое было практически невозможно. Внутри у Аси мгновенно поднялась волна протеста. И возразить ей очень хотелось, и привести тысячу доводов, свидетельствующих не в пользу Лиды. Но, посмотрев в измученное лицо своей мачехи, она лишь вздохнула, оставив все слова на потом. Ни к чему ее сейчас тиранить еще и глупыми возражениями. Ну чего Ася добьется, начав опротестовывать Ванькины убеждения в праведности спасенной им девушки? Ничего! Только добавит ей лишних морщин. А она и так на себя сделалась не похожа. Где, скажите на милость, утонченная красота женщины элегантного возраста? Куда подевался шарм и неотразимая стремительность движений? Кто все это слизал, обнажив ее возраст?

Ванька… Во всем ведь виноват Ванька! Во всем буквально! И в слезах матери есть доля его вины. И в сегодняшнем совете, на котором Асе присутствовать было совсем необязательно. Может, и обязательно, но не очень хотелось. Ну, терялась она в обществе этой женщины. Терялась, не зная, как себя с ней вести, тем более после того случая, как ревела, уткнувшись ей в живот… И в Асином неудавшемся браке есть доля его вины. Знала бы она, что он любит ее нежно и беззаветно, разве стала бы искать утешения в объятиях незнакомцев? Она же, как все маленькие девочки, была восторженно влюблена в него, и горда им была, прогуливаясь с ним вечерами, и ревновала, когда он часами трепался по телефону со знакомыми девушками… Только было ей тогда лет двенадцать, может, чуть больше. И понимать она ничего тогда не понимала. Ни того, почему он дразнит ее чучелом и таскает за косы. Ни того, почему смотрит на нее подолгу, когда она волосы расчесывает перед зеркалом. Ни того даже, почему ее Ванечка сердится, когда одноклассник несет ей портфель до подъезда… Тогда не понимала, а потом стало некогда.

Подруги побыли в квартире у Асиной мачехи еще с полчаса. Ася ушла в кухню, размерами напоминающую танцевальный зал, сварила кофе и любимую мачехой овсянку. Нарезала колбасы, сыра. Уложила все это красиво на тарелки и позвала подругу.

– Ты это… позови ее позавтракать, – зашептала Ася умоляюще, когда Сашка с зареванным лицом ворвалась на кухню. – Я тут кое-что приготовила. Ей надо поесть. Просто на бабу-ягу стала похожа.

– Ладно. А ты молодец, – одобрила ее действия подруга и умчалась, предварительно звучно поцеловав в щеку. Что-то пробивало ее сегодня на нежность, не иначе в этом была заслуга криминалиста Андрея.

Они расселись за столом минуты три спустя, и тут снова зазвонил телефон.

Мачеха дернулась всем телом и попыталась встать со стула, но не смогла. Сил у нее, видимо, не осталось. Тогда она подняла на Асю умоляющий взгляд и попросила:

– Подойди, пожалуйста.

Звонил отец. Услышав голос дочери, он на мгновение запнулся, из чего было трудно угадать, рад он ее слышать или нет.

– Рад слышать тебя, дочь, – пробормотал отец смущенно, словно угадав ее мысли.

– Я тоже, пап, – пробормотала Ася сдавленным голосом, потому что горло внезапно засаднило.

Отец помолчал какое-то время, потом спросил:

– Вы как там, не ругаетесь?

– Нет, все в порядке. Позвать ее? – Она редко называла мачеху по имени-отчеству и никогда матерью, обходясь все больше местоимениями.

– Нет, не нужно… – Отец чего-то медлил, мялся и не решался о чем-то спросить ее или сообщить о чем-то.

Ася чувствовала это интуитивно, иначе не была бы его дочерью. Вот только чего он медлил? Догадываться было слишком страшно, поэтому Ася тоже молчала, тяжело дыша в трубку. Да и как можно было спросить, если в кухне сидела мачеха и ловила каждое ее слово. Ася это затылком ощущала. Можно сказать, видела, как та сидит, сжавшись, и напряженно смотрит на нее воспаленными от бессонной ночи и слез глазами. И ждет…

– Па, ты чего? – еле слышно позвала его Ася. – Ваня не звонил?

– Нет. – Отец ответил как-то неуверенно, и ей на миг показалось, что он всхлипывает. Но не мог же он в самом деле… Он же мужчина, он же должен быть сильным. Да он слабостью никогда и не отличался. – Как она?

Он тоже научился называть свою жену именно так – прибегая к местоимениям, когда разговаривал с дочерью. Словно боялся разворошить именем своей любимой женщины что-то запретное в Асиной ранимой душе.

– Нормально, – с облегчением выдохнула Ася, обернулась на мачеху и нервно дернула губами, пытаясь выдавить улыбку. – Мы завтракаем. Здесь Сашка.

– Завтракаете? – Отец удивился, потом как-то странно вздохнул, из-за чего Асе снова стало казаться, будто он плачет. – Ну, ну… Завтрак – это хорошо. Хотя время-то уже почти обеденное. Н-да… Завтракайте, дочь, я перезвоню.

Ему было что-то известно про Ваньку! Ася поняла это по мучительным паузам, которые отец стремился заполнить пустыми, ничего не значащими фразами. Точно, известно. Но он не сказал ей. Не сказал, боясь, что Ася как-то выдаст себя. Свой испуг, например, выдаст или потрясение. Выкрикнет что-нибудь неконтролируемое, и тогда его жена поймет, что случилось что-то страшное. Что-то такое, страшнее чего уже ничего быть не может. Разве что собственная смерть…

Она снова села к столу и пододвинула к мачехе тарелку с нетронутой кашей.

– Поешь, пожалуйста, – попросила, не глядя на нее.

– Не хочу, – отмахнулась та, допивая кофе и дотягиваясь до сигаретной пачки. – Чего он хотел?

Это мачеха про отца спросила. И опять местоимением. «Дурацкие все же я завела в этом доме порядки, – в раздражении подумала про себя Ася. – Надо будет постараться все исправить. Вот Ванька с Ленькой найдутся, и тогда…» Что будет тогда, она почти не представляла. После всех откровений и шокирующих признаний Ася уже ничего не знала. Что она будет делать дальше со своей неустроенной жизнью, а заодно с такой же неустроенной жизнью Ваньки и Леньки?

– Ничего. Просто хотел узнать, как мы тут. Не поругались ли, не подрались… Ты поешь! Если не ради себя, то ради Ваньки поешь. Хороша ты будешь, представ перед ним в таком-то виде!

Мачеха вздрогнула при имени своего сына. Послушно пододвинула к себе тарелку с овсянкой и принялась ковырять ее затянувшиеся пленкой края чайной ложечкой. Ася потянула с тарелки кусочек сыра и, сунув его в рот, стала жевать, совсем не чувствуя вкуса. Сашка пила третью чашку кофе, не отрывая взгляда от накрахмаленной скатерти в изящных незабудках.