Внимание: неверный муж!

Остаток дня она посвятила тому, что тщательно усыпляла бдительность своей подруги. Та носилась по ее квартире и кудахтала над ней, будто наседка. И бульончик сварила куриный, заставив выпить целую кружку. И в аптеку сгоняла, притащив целую гору пузырьков и шуршащих упаковок. Тут же начала пичкать Асю всевозможными микстурами, поселив в квартире стойкий больничный запах. Потом, ближе к вечеру, снова затеяла кормежку и почти насильно впихнула в Асю творожную запеканку и апельсиновый кисель. Та почти не сопротивлялась, послушно работала ложкой и принимала все, что ей предлагала подруга, тем более что запеканка просто таяла во рту.

Потом Александра ушла к себе, но быстро вернулась.

– Представляешь! – обиженно воскликнула она. – Он, оказывается, сегодня не может!

– Кто? – не сразу поняла Ася, отчаянно зевая, демонстрируя следствие лекарственных препаратов, а на самом деле ведя искусную игру, которую она затеяла, чтобы отделаться от подруги.

– Так Андрей! Я ждала весь день, что он мне позвонит и хотя бы извинится, а он… Короче, я сама ему позвонила и намекнула, что он может приходить. Что типа он прощен и все такое, а он… – Саша надула губы, сделавшись похожей на большого капризного ребенка. – Не прощу! Я вообще домой сегодня не пойду! У тебя заночую, тем более тебе уход нужен.

– Еще чего! – возмутилась Ася, запаниковав мгновенно.

Такой расклад ее совершенно не устраивал. Подвергать опасности еще и подругу она просто не имела права. Достаточно, что два близких ей человека пропали без вести, не хватало еще и Сашке попасть из-за нее в историю.

– Нет, иди домой, – голосом, не терпящим возражений, проговорила Ася. – Ты и так вокруг меня два последних дня носишься. О себе подумай. Тебе нужно выспаться. Завтра, сама говорила, тебе нужно быть на работе. А у тебя синяки под глазами.

Последнее утверждение было ложью чистой воды, но больше ничем пронять Александру было невозможно. Она уже и на антресоли слазила, достав оттуда подушку с одеялом, и свою зубную щетку из дома притащила. А это что могло значить? Только одно: крест на всех Асиных планах. И Ася продолжила нагнетать обстановку, заметив, как Сашка побледнела и внезапно остановилась посреди комнаты в обнимку с подушкой и одеялом.

– Что, в самом деле так паршиво выгляжу? – испуганно пискнула она, тут же отшвырнула подушку с одеялом на диван и помчалась к огромному зеркалу в прихожей. – Боже мой! Точно! Какое уродство…

Она стенала минут десять, прежде чем убралась к себе. За что Ася была ей несказанно благодарна, не испытав при этом ни единого угрызения совести. Она, в конце концов, действовала во благо подруги, а не наоборот. Сейчас Сашка примет ароматизированную ванну, нашлепав себе на лицо маску из клубники. Потом выпьет чашку мятного чая, натянет шерстяные носки, уткнется носом в подушку и сладко засопит минут через пять. Разве не благо? Вместо того чтобы ехать к черту на кулички и лежать в засаде на еще не прогретой земле полночи, а то и больше.

Выждав еще с полчаса, Ася начала собираться. Надела теплое белье, шерстяные колготки, толстый свитер и спортивные штаны. Черную лыжную шапочку натянула на самые брови и под подбородок застегнула старую Ленькину куртку. В сумку она положила фонарик и маленький перочинный ножик. Потом подумала и ножик переложила в маленький кармашек на ботинках. В ее любимых американских фильмах героинь постоянно связывали. А они, бедные, заведомо зная, что лезут волку в зубы, никогда не могли позаботиться о такой мелочи, как перочинный ножик. И ползали потом по полу, и извивались, как неизвестно кто, в поисках крохотного осколка стекла, которым можно было бы перерезать веревки. Ася решила упростить для себя сюжет и запаслась перочинным ножиком. Мысль о том, что ее могут убить, не связывая, не приходила ей в голову.

Из дома она вышла ближе к полуночи. Осторожно прокралась мимо Сашкиной двери, вышла на улицу и огляделась. Ни души… Даже странно, учитывая, что погода установилась великолепная, только гуляй да влюбляйся.

Ася подошла к своей машине и подняла глаза на окна Сашки. Темно. Спит. Ну и пускай себе спит. Она и так измучилась, восстанавливая утраченную в жизни подруги справедливость. А ей, между прочим, работать нужно. У нее через неделю персональная выставка в Вене…

Спустя три минуты Ася выруливала на центральную площадь города с пустующим постаментом, с которого прежде скульптура В.И. Ленина правой рукой указывала путь к светлому будущему. Отсюда до Набережной было пятнадцать минут пути. Дорогу она знала хорошо. Боялась только, что не сразу найдет нужную парковку. А машину она собиралась оставить именно там, чтобы заодно присмотреться к сторожу, которому ее приметы сообщил Ванька.

Ей пришлось изрядно поплутать, поскольку район этот не был отягощен уличным освещением. Наконец, после того как она в очередной раз ухнула передними колесами в сотую по счету яму, свет фар ее машины выхватил кривобокий указатель платной автостоянки.

Ася подогнала машину вплотную к кособоким металлическим воротам, освещенным ярким прожектором, и пару раз посигналила. Никаких телодвижений, лишь зашлась в диком лае собака за забором. Она снова посигналила и, опустив стекло, высунула голову наружу. Кажется, где-то лязгнул замок и хлопнула дверь. А может, ей показалось? Нет, точно не показалось. Собака перестала брехать, и одна из воротин медленно поползла внутрь.

– Кого черт несет? – грубо крикнул мужчина, предпочитая оставаться в тени ворот.

– Здравствуйте, – приветливо откликнулась Ася и полезла из машины. – Машину можно поставить?

– Машину? – Мужик выступил на свет, оказавшись невысоким крепышом, одетым в телогрейку и заячий треух. – Так ставь. Только заплатишь за сутки. Сотня…

– Без проблем. – Она согласно кивнула и снова села за руль.

Сторож распахнул ворота и, дождавшись, пока «Жигули» въедут на стоянку, медленно пошел вперед, показывая дорогу. На стоянке было очень мало машин. Несколько отечественных. Три потрепанные иномарки, замызганные засохшей грязью по самые крыши, и Ванькин «Форд». Увидев его у дальней стены, Ася едва не заскулила. Вот она! Вот она, его машина, а где он сам-то? Где же, джип ты мой дорогой, твой хозяин?

– Езжай вон к тому джипу, – прогудел мужик, склоняясь к ее приоткрытому стеклу. – Потом зайдешь ко мне в вагончик, возьмешь квитанцию и деньги в кассу внесешь…

Кассой оказался выдвижной ящик ветхого стола, выкрашенного синей краской. Сторож вытащил оттуда потрепанный гроссбух, пачку квитанций и исписанный почти добела копировальный клочок. Долго нашаривал в столе очки, потом еще дольше пристраивал их на курносом носу и уж совсем затянул с заполнением квитанции.

– Сто рублей и распишись, – деловито распорядился наконец мужик, принял из ее рук деньги и авторучку и начал убирать все обратно в ящик стола. – Куда это на ночь глядя собралась, дочка?

– Так это… на Набережную… – быстро проговорила Ася. – К родственникам. Бабушка заболела внезапно, позвонила, велела приехать.

– А-а, ну-ну… – Мужик смерил ее подозрительным взглядом с головы до ног. Хмыкнул недоверчиво, помялся немного, а потом предостерег: – Вот и ехала бы туда на машине, к бабке-то. Темнота кругом, да и район-то уж больно нехороший. Не приведи бог, обидит кто, коли ты к родственникам.

– А если нет? – Ася игриво улыбнулась и, старательно изображая Александру, по-кошачьи изогнулась. – А если нет, то что?

Сексуальности в ней было как в мартеновской печи, даже пожилой мужик и то не проникся. Оглядел ее внимательно еще раз, скептически хмыкнул и пробормотал, скорее для себя, чем для нее:

– А ничего… Только вроде мелковата ты, коли не к родственникам-то…

Конечно, он что-то знал о нравах этого района, занавесившего свои тайны ночной темнотой. Знал или догадывался, но рассказывать ей точно не собирался, потому что через пару минут распахнул дверь вагончика и, приподняв над головой потрепанный треух, попрощался.

Ася вышла за территорию стоянки, дождалась, пока закроются ворота и стихнет собачий лай, и лишь тогда отправилась на улицу Набережную.

От стоянки до дома номер двадцать и правда была пара кварталов. Но каких кварталов! Темнота, ямы, кочки, лужи… Ася хотела было включить фонарик, но потом передумала. Вдруг свет ее фонаря заметит тот, кому его замечать противопоказано? Родион Хаустов, например…

Ее опасения оказались нелишними. Осторожно подобравшись к дому номер двадцать, стоящему на пустыре в окружении дворовых построек и мало чем от них отличающемуся, она заметила неясные силуэты двух мужчин. Один из них стоял на крыльце. Второй чуть в стороне и был почти незаметен, Ася его скорее угадала, чем увидела, по колыханию темного сгустка в пространстве и едва слышным однозвучным ответам.

Ася стояла, прислонившись к стене одного из сараев, и боялась дышать.

Вот они! Те самые бандиты, что похитили ее Леньку, а потом, возможно, и Ваньку. В них вся загадка. Только как к ним подступиться? Выскочить из своего укрытия и завопить: «Руки вверх!», угрожая фонариком? Смешно! Они ей этим самым фонариком тюкнут по голове и в лучшем случае свяжут, а в худшем отправят на корм рыбам. Шум реки здесь был хорошо слышен, и Ася позвоночником ощущала свинцовую тяжесть ее бездушных волн.

– Поехали, мать твою! – вдруг громко проговорил тот, что стоял на крыльце. – Поехали, если ты такой придурок! Только потом не говори, что я тебя не предупреждал! Все ведь зло из-за баб…

Он загромыхал по ступенькам, входя в дом, а тот, которого Ася скорее угадывала, чем видела, остался стоять на прежнем месте. Вскоре дверь с диким визгом снова распахнулась, и мужчина вышел, на ходу натягивая на себя куртку. При этом он не забывал ругаться, разбавляя самую обычную брань непечатными выражениями. Потом он метнулся куда-то в дальний угол подворья, сразу став совершенно незаметным. Ася испугалась и почти вжалась в землю, но пронесло. Через пару минут, показавшихся ей вечностью, взревел мотор машины. Яркий свет фар взорвал кромешную темноту, осветив двор. Ася осторожно приподняла голову и осмотрелась.

Вытоптанная до блеска земля. Два столба с провисшей между ними веревкой, унизанной прищепками. Два перевернутых ведра и какие-то ободранные кастрюли рядом. Сломанная скамейка и ряд дверей покосившихся сараев. И никакого частокола вокруг. Такое запустение…

Ася невольно чертыхнулась. В таком месте – и притон?! Либо в милиции работают люди с богатейшим воображением, либо им просто нечего делать, раз они наведывались сюда с рейдами. Кто в здравом уме и памяти сунется на такое подворье за удовольствием? Разве что слепой или умалишенный.

За разглядыванием окрестностей она пропустила тот момент, когда второй мужчина уселся рядом с водителем. Услышала лишь, как хлопнула автомобильная дверца. Через мгновение «восьмерка» с тем самым номером, что пробивал криминалист, укатила. Темнота снова сделалась такой плотной, что хоть головой о нее бейся.

Поднявшись сначала на четвереньки, Ася затем выпрямилась во весь рост и несколько раз поупражнялась, плотно зажмуривая глаза. Кажется, проступили какие-то смутные очертания. Дом стал виден точно. Стараясь быть осторожной, Ася пробралась по темному, как колодец, двору и подошла к крыльцу.

Что она делает? Зачем собирается заходить в этот дом? Что думает там найти, в таком отстойнике? Но тут же в голову ей влезло упрямое возражение: но ведь Родион Хаустов со своим спутником что-то же здесь делали. Вот и она попробует.

Страшно Асе было до звона в голове. И во рту пересохло, и сердце ухало, как сумасшедшее, но она все равно шла. Сначала по ступенькам, которые оказались на редкость крепенькими и совсем не гуляли под ногами. Потом по темным сенцам, миновав тяжелую скрипучую дверь. А потом по очереди она обошла обе комнаты, слабо освещаемые колыхающимся огоньком лампадки.

В доме было ничуть не лучше, чем во дворе. В одной из комнат она разглядела деревянный топчан в углу, покрытый допотопным лоскутным одеялом. Старый сундук с ситцевой накидкой и вешалку с пустующими крючками под такой же ситцевой шторкой. Меблировка второй комнаты была еще более скудной. Три колченогие табуретки, дощатый стол без единой крошки на нем. Образа в углу, лампадка…

Лампадка!

Ася остановилась под иконами и как зачарованная уставилась на колыхающееся пламя. Почему оно телепается, интересно, если в старых оконных рамах ни единой форточки? Откуда так тянет сквозняком?

Она включила фонарик, проследила за примерным направлением пламени и принялась исследовать обе комнаты, включая пол и потолки. Чердачного люка не было. Пол также был девственно нетронут. Никаких половичков или тряпок, прикрывающих заветный лаз, не было. Добротные, хорошо подогнанные доски. Откуда же тогда дует?

Ася излазила все стены, ощупав каждый сантиметр, и ничего не нашла. Сколько прошло времени, бог его знает. Она устала, издергалась, оборачиваясь на каждый шорох за окном. По спине текли крупные капли пота, голова под шапкой взмокла. Она не на шутку постаралась, собираясь в свой ночной рейд, – оделась тепло и основательно – и сейчас пожинала плоды, обливаясь потом. Без сил опустившись на сундук, Ася огляделась. Пламя лампадки, видное в дверной проем, по-прежнему колыхалось. Время снова совершало бешеные скачки, неотвратимо приближая тот момент, когда ей нужно будет убраться из дома под номером двадцать, а она так и не нашла причину сквозняка.

И тогда она тихонечко заскулила. Так она скулила в раннем детстве, когда обдирала коленки и Ванька со зловещей ухмылкой собирался прижигать ей ссадины зеленкой. Она никого больше не допускала до своих болячек, кроме Ваньки. Даже отца. Тот частенько обижался, не понимая причину. А причина была на удивление прозаичной: при отце Ася не смогла бы всласть похныкать, а при Ваньке было можно. Вспомнив про ирода, а заодно и про его неразделенное к ней чувство, Ася заскулила еще сильнее. И так разошлась, что едва не пропустила осторожный возглас. Она мгновенно умолкла и прислушалась. Возглас тут же повторился. Исходил он откуда-то из-под земли прямо в том месте, где Ася сидела. Она упала на пол, приложила ухо к половицам и тут же снова услышала звук. Так мало того – из-под пола, как раз в том месте, где она сейчас развалилась, вполне ощутимо несло сквозняком.

– Кто там? – громко и строго спросила Ася, едва не касаясь губами грязных половиц. – Что вам нужно?

– Ох, господи! – раздалось как с того света. – Мне нужно, чтобы ты меня выпустила, чучело!

Ванька! Ванечка, миленький, живой!

Ася едва не задохнулась от радости, обдавшей ее изнутри теплой волной.

– Ванька, гад! – заорала она. – Как ты там оказался? Как я могу тебя оттуда выпустить, если нигде нет никакого лаза?

– Сдвинь сундук, – прозвучало еле слышно.

– Пробовала, он не сдвигается, – плаксиво пожаловалась Аська, вознамерившись зареветь. – Что делать-то, Вань? А Ленька, Ленька не с тобой, Вань?

– Чучело, прекрати реветь, – попросил ее Иван слабым голосом. – Если ты не вытащишь меня отсюда сейчас, то к утру меня убьют. Они уехали за киллером. Сами не хотят…

И все. Он замолчал. Сколько она ни звала его по имени, он так больше и не отозвался. Ася вскочила и первым делом выбежала на улицу. Замерла сусликом на крыльце и прислушалась. Нет, ничего не слышно. Звуки в такой темноте разносятся далеко. Звук работающего двигателя она уж точно бы услышала. Значит, бандиты еще не едут.

Ася стремительно вернулась в дом и принялась елозить вокруг сундука. Чего она только не делала! И ощупывала его, и обнюхивала, и пыталась сдвинуть с места – все бесполезно. Сундук плотно сидел на месте, будто припаянный. Тогда она ухватилась за замок и принялась вертеть его в разные стороны, надеясь, что это какой-то секретный механизм, приводящий в движение другой такой же, не менее секретный. Безрезультатно. Сундук по-прежнему не трогался с места. Ася принялась ощупывать половицы и поочередно нажимать на них – тоже пустышка. Она встала и принялась шарить по стене и вдоль оконных рам. В одном месте под подоконником рукав ее куртки за что-то зацепился. Ася занервничала и принялась судорожно дергать рукой, пытаясь высвободиться. И вот в тот самый момент под ее ногами что-то еле слышно лязгнуло, и сундук поехал в сторону.

– Твою мать! – потрясенно прошептала Ася, дважды повторив манипуляцию с крохотным проволочным крючком.

Поворачивала его влево, сундук съезжал на место. Вправо – он катился к топчану, открывая освещенный тусклой лампочкой лаз со ступеньками.

– Хорош играться, Аська! – хрипло воскликнул Иван откуда-то из глубины подземелья. – Давай быстрее сюда!

Она чуть ли не кубарем скатилась по ступенькам. Их было очень много, потому что подземелье размерами своими очень сильно смахивало на бункер Третьего рейха. Комнаты, запертые на ключ. Зеркала, кровать с шикарным шелковым покрывалом и алым пологом, видеокамеры на треножниках… И повсюду пыточный арсенал. Чего только тут не было! Наручники, плетки, петли, крюки, ошейники с шипами…

В таком ошейнике красовался и Ванька, в одних трусах прикованный к самой дальней стене. Поэтому его и было плохо слышно, подумала Ася, подбегая ближе. Подбежав, поняла, что не только.

Ивану досталось. Досталось так, что, если бы не его сила, здоровье и многочасовые тренировки, он давно бы умер. «Нарезал кони», как выражалась ее подруга. Или, как еще она говорила, сыграл бы в ящик. Ваньке до этого самого ящика оставалось всего каких-то полшага.

– Ключ вон там, – кивнул он изувеченной головой в сторону высокого стеллажа. – Третий справа, второй снизу ящик. И давай шевелись, чучело. А то нас с тобой тут вместе похоронят. Только тебя сначала в порнофильме снимут.

Упоминание о съемках подстегнуло Асю. Она нашла ключ, без лишних проблем открыла обычные милицейские наручники, продетые сквозь чугунные петли в стене, и еще минут пять приводила в себя осевшего на пол Ваньку. Для начала вылила ему на голову литр воды из графина, который стоял там же, на стеллаже. Остальную воду заставила его выпить. И потянула его за голые руки.

– Ванечка, миленький, вставай. Идем уже! Вдруг они вернутся? Давай, ну пожалуйста!

Вот когда она сидела на сундуке, время резвилось – тянулось, как резиновое. Стоило им с Ванькой начать выбираться из подземелья, как оно предательски вдарило в галоп и посмеивалось теперь над их тщетными попытками подняться по ступенькам.

– Уходи, чучело, – попросил вдруг он ее и посмотрел сквозь опухшие от синяков веки. – Уходи и вызови милицию.

– Какая милиция? Какая милиция? Им плевать на все! Я сегодня там днем была. Им все по фигу… Нет, я тебя не брошу! Дурак проклятый, за каким чертом ты сюда таскался один? Вставай! – И она снова потянула его по бетонным ступеням. – Вставай, скотина, немедленно! Я не уйду без тебя! Гадина благородная! Да шел бы ты со своим благородством… То целых десять лет молчал, что любит меня, а теперь брось его здесь… Черта с два я тебя брошу, встань немедленно, гад!

Она совсем не заметила, что уже давно ревет, не забывая тянуть кверху обмякшее тело Ивана. Он был почти без сознания, но в какой-то момент вдруг дернулся, словно от удара хлыстом. Его, наверное, хлыстом и били. Вон тем самым… Ишь как сплошь исполосована его спина… Ванька поднял голову и проговорил с заметным смущением:

– Сашка рассказала? Вот дрянь…

– Нет, мать сказала. Встань, Ванечка, ну, встань! Она на себя не похожа и плачет все время. Я не могу уйти без тебя, не могу! Я люблю тебя, дурака проклятого! Пусть не так люблю, как тебе хотелось бы, но я научусь. Вот увидишь, научусь… – И Ася снова заскулила.

И Ванька пополз. Цепляясь разбитыми руками за ступеньки и углы, он карабкался вверх по лестнице, потом полз по дому, не забывая при этом оглушительно стонать.

– Вот и молодец, миленький! – просияла сквозь слезы Ася, когда они выбрались на крыльцо дома. – А теперь давай короткими перебежками и за сараи. У меня машина на стоянке. Тут недалеко. Ты знаешь, где…

Недалеко – это когда ты абсолютно здоров и полон сил. У Ваньки не было ни того, ни другого. Он еле передвигался, повиснув на ее плече и почти не осознавая, где он и что с ним. Он с трудом переставлял голые ступни по вытоптанной земле, двигаясь на каком-то загадочном автопилоте. Глаза его при этом были плотно сомкнуты, а голова, будто у тряпочной куклы, моталась из стороны в сторону. Асе было тяжело, жарко, но она упорно тащила его к спасательному углу сарая. Шаг, еще шаг, еще хотя бы полшага… Вот он, вожделенный угол, где ей удалось так незаметно спрятаться – перед тем, как бандиты уехали.

Они наконец дошли туда. И Ванька сразу пополз вниз, кулем оседая на землю.

– Вань, ну не расслабляйся, чего ты?! – испугалась Ася, зашептав ему в самое ухо. – Тут недалеко. Встань! Тебе же холодно, ты же голый! Встань!

– Асенька, маленькая моя, – прошептал он еле различимо. – Ступай за машиной, я дальше не могу.

– Нет! – вскричала она громко, тут же опомнилась, опасливо оглянулась и еще раз с чувством прошептала: – Я не брошу тебя тут одного! Пойдем вместе!

Им ни в коем случае нельзя было расставаться, она это понимала очень остро и очень отчетливо. И еще она понимала, что если оставит его тут одного, в пяти метрах от бандитского притона, то уже никогда не увидит его живым. Они вернутся и найдут его. И убьют. И она никогда не узнает, сможет она или нет любить его по-другому. Так, как он любил ее. И никогда не узнает, каково это – быть счастливой и знать, что его большое доброе сердце бьется только для нее одной…

– Нет, я никуда не уйду. Сейчас ты встанешь и пойдешь до машины. Понял меня или нет?! – И она его ударила кулаком по истерзанной груди. Ванька не шевельнулся. И даже не застонал. И тогда она пустила в ход последний козырь: – Если ты сейчас же не встанешь и не пойдешь, то меня поймают. И будут насиловать на твоих глазах. А потом на твоих глазах разрежут на куски и побросают в реку. Тебе этого хочется?

– Я не могу идти, как ты не поймешь, – откликнулся он с обидой. – У меня сломаны, наверное, все ребра. Они били по ним битой. Я не могу идти.

– Тогда поползли, – предложила находчивая Ася и потянула с себя куртку. – Надень куртку. Это Ленькина, она немного будет тебе тесновата, но ничего. Холодно… Ты простынешь…

И тут Ванька засмеялся. Сначала из груди его вырвалось непонятное бульканье, потом хрип, а потом он вполне отчетливо захихикал.

– Поздно пить боржоми, Аська, – произнес он, но со стоном развернулся на живот и начал подниматься на четвереньки. – Ладно, поползли, дорогая. А куртку… Куртку оставь себе…

Путь, проделанный ею за десять минут, был нескончаемо долог для них обоих. Ванька то и дело останавливался, хрипло, со свистом, дышал и все норовил завалиться на бок. Ей приходилось бросаться в ту сторону, куда он падал, и подставлять ему себя в качестве опоры. Они бесконечно долго ждали, когда он восстановит силы, и снова ползли. В какой-то момент он вдруг спросил ее, с трудом передвигая голые коленки по земле:

– А ты-то чё ползешь, чучело? Шла бы, как нормальные люди.

И он хмыкнул. Противно так хмыкнул, как мог делать только он.

– А я ненормальная, понял! – протарахтела она, мгновенно закипая, и сдунула с глаз прядь волос, выбившуюся из-под шапочки. – Потому и ползу из солидарности. Ненормальная я…

Он снова мелко захихикал, что выглядело бы очень комично, не знай она о его сломанных ребрах, не дающих ему посмеяться вволю. Потом Ванька повернул свою большую голову в ее сторону и, подавив болезненный вдох, любовно произнес:

– Еще какая ненормальная. Еще какая. Спала бы себе и спала сейчас… А ты что делаешь? Спасать меня надумала. А зачем?

– Забыла спросить! – фыркнула Ася, осторожно подталкивая его в зад ногой. – Двигай давай, умник! Немного осталось, вон уже и прожектор виден.

– Забыла, чучело. Точно забыла спросить, – поддакнул он с грустью. – Если выберусь, то теперь уже все…

– Что все? – пропыхтела Ася и больно ойкнула, наткнувшись коленкой на стекло. Сморщилась и, стараясь отвлечься от резкой боли, со слезой в голосе переспросила: – Что все?

– Теперь я тебя уже не отдам ему, что бы ты ни делала. Свяжу тебя и запру на даче. Или прикую к стене, как эти лихие ребята меня приковали. И никуда ты от меня больше не денешься. Я же так… так люблю тебя, дурочка моя. Что просто дыхание сводит, когда ты рядом… – и Ванька заметно прибавил скорости.

Ася, приободренная его разговорчивостью и открывшимся вторым дыханием, лишь с досадой пробормотала:

– Вот-вот, то чучело, то дурочка. Нет бы по-человечески поговорить… Посадил бы меня на коленки лет десять-то назад, погладил бы по голове да и сказал бы: не выходи, мол, Асенька, ни за кого замуж, потому что я люблю тебя. А то что ты делал?

– Что? – с трудом выдавил из себя Иван, видимо, израсходовавший весь свой силовой ресурс на объяснение.

– Дергал меня за косы, постоянно дразнил да обзывался. И еще таскался по кафешкам с разными мартышками. А я плакала и страдала. И подслушивала твои телефонные разговоры, и снова страдала. Так что дурак в этой ситуации только ты, Ванечка!

Он вдруг приостановился и снова начал заваливаться на бок. Ася метнулась влево, намереваясь задержать его падение, но замешкалась, и Ванька упал.

– Эй, давай поднимайся! – Ася прильнула ухом к его груди. Сердце, слава богу, стучало. – Ваня, слышишь меня? Поднимайся… Осталось метров десять. Там я тебя спрячу у забора, а сама за машиной схожу…

Ванька упорно отмалчивался и не шевелился. Она еще долгих пять минут уговаривала его, вдувая ему в ухо всю нежность, на которую только была способна. Результата ноль. Ванька отключился. Ася подняла голову и огляделась. До забора автостоянки точно было метров десять, никак не больше. Еще столько же по территории до машины. Если учесть, что от дома Хаустова они продвинулись достаточно далеко, то особого риска в том, чтобы оставить Ваньку дожидаться ее здесь, нет. Нужно только одеть его, а то он совсем застынет. Ася во второй раз быстро стянула с себя куртку. Накинула на Ивана и, подоткнув ее под него со всех сторон, поднялась на ноги, чтобы бежать к воротам. И вот тут…

В тот самый момент, когда надежда на спасение уже почти материализовалась в осязаемую реальность, по глазам ей ударила яркая вспышка карманного фонарика и кто-то воскликнул:

– А вот и мы, что называется!

Голос был мужской, до тошноты противный и до боли в затылке многообещающий. Ася стояла, боясь шевельнуться. И удрать ей хотелось, и завизжать что есть мочи, и начать ругаться, и пинать оба мужских силуэта, вынырнувших из темноты и преградивших ей дорогу. Но Ванька… У ее ног лежал ее несчастный бесчувственный Ванька, которого она не могла бросить, убежав. И не могла начать визжать, привлекая внимание.

За забором в вагончике сидел сторож. У него был телефон. Ася еще, когда платила деньги, заметила старенький аппарат с длинным перекрученным шнуром, который тот для чего-то тоже запирал в ящик стола. Если бы она сейчас завизжала, он бы наверняка прореагировал, тем более что его уже допрашивал Игорь Синюков. Он бы позвонил, он бы не оставил ее на растерзание этим…

Но вот только бы она была одна, не с Ванькой, который лежал сейчас на земле, упакованный в куртку ее мужа, и не подавал никаких признаков жизни.

– На землю быстро! – скомандовал все тот же противный голос с заметной хрипотцой и не менее противно добавил: – Мы давно вас ждем, голубчиков…