Вниз головой

— Мы, конечно, тоже не так уж далеко отошли, можно сказать — вплотную приблизились… Но есть у них кое-что, чему, образно говоря, можно поучиться. В частности, вам, Иван Ефремович, — обратился он к заведующему зоомагазином, робкому красноглазому блондинчику, чем-то похожему на тех белых мышей, которые составляли у него основной предмет торговли. — Только представьте: вывеска — неоновая, горит днем и ночью — во весь фасад, а на витринах силуэты рыб, птиц так и мерцают, так и переливаются… Кому и не надо — зайдет! Я, признаться, сам за три квартала притопал: думал — ресторан!.. Кефирчику захотелось выпить…

— М-да… — проговорил Евстигнеев. — А ты как думаешь на этот счет, Иван Ефремович? Как у тебя поставлено дело со световой рекламой?

— Да как… — засуетился Семенов. — Сами, небось, знаете, Петр Федорович… Какой он, наш магазин… Тут не до жиру… У нас и товару-то — две канарейки, два аквариума, белых мышей штук двадцать… Да и тех нам частник поставляет — бывший тунеядец… Продавец — один, да еще мальчик Саша-пионер приходит помогать из чистого энтузиазма… Насилу концы сводим…

— Н-да… — проговорил Евстигнеев. — Значит, упаднические настроения культивируем, так надо понимать?

— Да я, Петр Федорович…

— Так и запишем! — загремел Евстигнеев. — Да, не знали мы тебя… Живешь одним днем, насаждаешь карликовое натуральное хозяйство, хочешь замкнуться в своем мелком мирке. Бескрылый ты человек, Семенов! Не знали мы, не знали… Не сделали своевременных выводов… Проморгали…

— Да я, Петр Федорович…

— Интересные у тебя взгляды… От Прудона есть что-то…

— Да не знаю я никакого Прудона, Петр Федорович… — робко защищался Семенов. — Я окончил, как вам известно, только торгово-кооперативную школу… Первоисточники мы там неосновательно прорабатывали.

— А ты о горизонтах думал? — гремел Евстигнеев. — О перспективах? Тебе будущее нашего города дорого? На что мы нацелены? На город-сад, вот на что! А о современном облике города понятие ты имеешь? Слева от тебя что? Ателье первого разряда. На восемьдесят метров сплошное стекло, неон, полупроводники… А справа — дамский салон «Царевна-лягушка». Еще рядом — ресторан «Рассвет», семьдесят метров самых современных материалов. А посередине торчит твоя лавчонка!

Окончательно деморализованный Семенов только моргал красными глазками, страшась что-нибудь возразить.

…Уже через несколько дней зоомагазин мог утереть нос любому столичному: громадные, во весь фасад, неоновые буквы, силуэты зверей и птиц не только мерцали и переливались, но и попеременно загорались то розовым, то синим, то зеленым цветом.

Возле магазина постоянно толпились зеваки и патриоты города. Многие пытались осмотреть магазин изнутри, но дверь почему-то была закрыта.

В это время Семенов с совершенно убитым видом сидел в кабинете Евстигнеева и взывал:

— Петр Федорович! Что же делать? Погибаю!

— А чего тебе еще не хватает? — нетерпеливо спросил Евстигнеев, перелистывая пудовый альбом с красочными изображениями шедевров мировой архитектуры. Он даже откинулся назад и принялся любоваться громадным изображением Эйфелевой башни, как бы примеривая ее к своему городку.

— Да на огоньки-то эти такую прорву ухлопали!

— Это не твое дело. Тебе сделана первоклассная реклама. А ты, как я погляжу, недоволен!

— Да разве я недоволен? — взвыл Семенов. — Но торговать-то нечем. Я договорился с поставщиком, он увеличит поставки, но надо сразу триста рублей. А где я их возьму?

— Давай нажми, мобилизуй свой аппарат!

— Да нету его, аппарата-то, Петр Федорович! Нету! Ушел сегодня! Взяла свою сумочку и ушла. Будьте, мол, здоровы, не кашляйте. Остался один только энтузиаст — Саша-пионер.

— Это говорит о том, что не умеешь ты работать с людьми, поддаешься панике, на старые методы ориентируешься: требуешь голого администрирования, командования сверху. Да… Видно, давно с тебя стружку не снимали, накачку не делали…

— Да еще электроэнергии в сутки на шесть рублей нагорает, — невпопад прошептал Семенов.

Он уныло побрел к себе в магазин и в каморке позади прилавка, именуемой кабинетом заведующего, сел за стол, обхватил голову руками.

— Дядь Вань, там щеглов принесли, будете брать? — раздался вдруг звонкий голос неунывающего Саши-пионера.

Семенов медленно поднял на него отсутствующий взгляд:

— Что?.. Щеглы?.. Какие щеглы?.. При чем тут щеглы?.. Ах, да, щеглы… Какие могут быть щеглы! Шутишь ты, что ли? Распустился! Прудонизм культивируешь!

БАБУШКИ И ВНУКИ

Две бабки — Гурьевна и Фатевна — сидели на кустарной скамеечке под есенинскими березками и вели разговор.

Гурьевна была обута в черные ажурные чулки и парижские замшевые сапоги с отбитыми шпильками, а Фатевна нарядилась в брезентовую штормовку и японские кеды. Головы у них были повязаны нейлоновыми косынками с эмблемами молодежного фестиваля в Софии и Токийской олимпиады.

— Приехали, значит! — воскликнула Фатевна. — Ну, и что ж они?

— Все по плану! — объясняла Гурьевна. — То один был кандидат, а она — так… А нонче — и она в кандидатки вступила!.. Девчонка ихняя, правда, покуда еще пионерка, возрастом не вышла, но тоже метит…