— Мартин Фогель, — вдруг раздался голос профессора, — Я нарочно ему велел себя потратить! Облучил бедняжку «Машиной Лояльности». Мне нужно больше возможностей строить машинки! Аншлюс все равно был одноразовым проектом…
— Кстати, где теперь этот Фогель? — спросил Кернер.
Уберман чуть вскинулся, будто его обвинили в недостатке рачительности:
— Как это — где? В доме умалишенных, конечно же! Несчастный, он пытался разобраться в моих теориях!.. Его взяли в Вене, когда он там раскатывал с двумя трупами на борту. Бедные мои сотрудники… но иначе они бы пристали к нему с расспросами, сами понимаете: еще и по имени бы обратились! У него фальшивые документы на имя Густава Менца, и я велел ему вести себя тихо…. До тех пор, пока за ним не закроется дверь.
— Представляю, как он там развернулся, — задумчиво сказал Кернер, — Но за него у вас должно было появиться еще двое Контрактеров. Одна из них — фройляйн Леманн. А второй?
— А, ну, он предназначен исключительно для текущих нужд Райха. Этот человек заключил Контракт под влиянием «Машины Лояльности», и все мои устройства опираются на его… кхм… энергетическую базу. Но изобретаю их я! Я! Никто больше не посмеет усомниться в моих способностях!
— И какова же база? — осведомился Кернер.
— Жертвоприношения, — утомленно сказал механический голос, — Тюрьмы, лагеря… Знаете, как у нас много неблагонадежных элементов.
— Ах, не волнуйтесь: там все спокойно, — милым голоском добавила Лотта, — Моя «Машина Внушения» постоянно поддерживает там спокойствие.
…Отто слушал все эти откровения внешне бесстрастно — только скулы чуть побелели. Было понятно, что «наверх», и даже куда-нибудь «в сторону» такие новости пропускать нельзя.
Что ж, они все — включая Эльзу и профессора — были теперь ему подвластны. А следовательно — стали пешками в его собственной игре, и все их возможности стали возможностями Отто Штальберга.
Отто негласно прибрал лабораторию профессора к рукам. Машину Внушения он сохранил в тайне от правительства Райха, дав профессору дополнительный стимул сотрудничать. О демонах и прочих «ненаучных» материях знал лишь он и те из СС, что вместе с ним курировали профессора.
Сам же он вновь с головой ушел в расследование, используя и эльзин «Третий Глаз» и «Машину Внушения». И уж, конечно, искал он Тадеуша Ковалевского, который вернулся, по словам Эльзы. Но — поразительное дело! — по-прежнему нигде его не находил.
А Эльза вновь оказалась в Вене. Ее доставили обратно в поместье Лейденбергер, и контакт с «Третьим Глазом» ей вернули, иначе от нее не было бы пользы, — но она работала под постоянным наблюдением и делала лишь строго оговоренные вещи. Она фактически стала пленницей в собственной башне. Даже на время еды, сна и коротких прогулок ее не оставляли одну: с ней всегда было двое конвоиров в «специальных очках». Теперь ее лабораторное крыло, да еще немногочисленный гарнизон охраны были единственными очагами в поместье, где теплилась жизнь. Огромные корпуса, что раньше занимали гордые эльзины предки, а потом — отряд ее деда, нуждались в починке после последнего штурма силами Колесничего и СС; стена, выходящая к дороге, до сих пор лежала в руинах.
Эльза работала автоматически, равнодушно. Поручений ей давали немало: видно было, что в Райхе заинтересовались ее разработками. В ее распоряжении был штат сотрудников в тридцать пять человек.
Она допрашивала умерших — для нужд разведки. Она занималась созданием «бессмертных солдат» — ее шеренга мертвецов впечатлила кое-кого из военных. Она совершенствовала системы связи и защиты от влияния машин профессора. Неделю за неделей она выполняла все, что скажут…
Медальон ей оставили, потому что иначе она наотрез отказалась работать — и «Машина Внушения» тут была бы бесполезна, поскольку ей противостоял «Третий Глаз». Но Отто проверил медальон триста раз: он не действовал.
Она не злилась на Отто. Во-первых, она вообще редко злилась, воспринимая большинство людей как набор системных факторов. К тому же, обвинить его было не в чем: она действительно сама пошла на риск, и теперь приняла последствия.
Куда более болезненны были мысли о Тадеуше. Кроме того, что он вновь отказался от побратимства, было кое-что еще. У чуда, подаренного ей, имелась вторая сторона: все, что она делала до сих пор, оказывается, можно было не делать. Можно было просто взять и подождать, пока он передумает! Эльза на секунду с ужасом поняла, что балансирует на краю ненависти к своему другу. Но потом она подумала: это просто повторение случая с собакой, только масштаб изменился. Поэтому останавливаться нет никакой причины. Эксперимент продолжается.
Надо было найти способ выбраться. Надо было прикончить Колесницу…
Мысль о Колесничем вернулась, заставив вспыхнуть на щеке след пощечины. Черт…