Вниз по кроличьей норе

— Мне правда жаль, но я не могу за это расплатиться.

— Я это предполагала, — отзывается она.

— В смысле, могу… но сейчас у меня с собой совсем нет денег.

— Это всего лишь кружка чая и кусочек тоста, — говорит она. — Думаю, я не обеднею.

Женщина несколько секунд смотрит, как я ем, а потом поворачивается помахать кому-то из уходящих посетителей. Похоже, все ее прекрасно знают, так что это заведение явно находится здесь уже довольно давно, и я гадаю, управляется ли она тут в одиночку. Больше никаких работников не видать, хотя наверняка есть кто-то еще в кухне — возится со всем этим беконом, сосисками и прочим. На пальце у нее обручальное кольцо… так что, может, супруг? Пробую составить мнение о ее раскладах, составить мнение о ней самой. Думаю, я до сих пор на это способна. Я по-прежнему пытаюсь проделывать это со всеми новенькими в отделении, точно так же, как поступала до того, как все стало разваливаться на части, — с коллегами-копами, ну и, само собой, с подозреваемыми.

Отхлебываю чая и откусываю еще кусочек вязкого тоста. Украдкой поглядываю на нее. Я больше не испугана, уже отдышалась и вдруг начинаю получать удовольствие, когда ее схематичный образ у меня в голове понемногу начинает обретать плоть и кровь.

Ей по меньшей мере лет шестьдесят, но она красит волосы под очень светлую блондинку, словно ей не плевать, как ее воспринимают окружающие. Или, может, она делает это по прямо противоположной причине. Так или иначе, это классно. Выговор у нее местный, так что я размышляю, уж не открыла ли она это заведение в районе, в котором выросла[105]. Или, может, эта забегаловка существовала тут испокон веку, типа семейного бизнеса, и эта женщина получила ее по наследству от родителей… Интересно, думаю я, то ли это, о чем она мечтала, то ли, что воображала себе, когда была моложе?

Перебираю в голове несколько вариантов, пытаясь угадать ее имя, когда женщина избавляет меня от хлопот.

— Кстати, меня зовут Сильвия, — говорит она.

В жизни не подумала бы. Я уже склонялась к Веронике или Мэдж.

— Алиса… — представляюсь в ответ.

— Так что за история с тобой приключилась, Алиса?

Смотрю на нее, и эта тетка сидит передо мной с таким видом, будто попросту спросила, сколько сейчас времени. Она хочет сказать, что знает: у меня и вправду есть что рассказать (хотя у кого нет?), так что остаток тоста так и остается недоеденным, а чай остывает, когда я начинаю ей все выкладывать. От и до, без утайки. Когда я заканчиваю, вид у нее совсем не такой, будто она уже жалеет, что спросила, но, может, у нее просто по природе доброе лицо.

Сильвия показывает подбородком на дверь.

— Это вон там, чуть дальше по дороге?

— В Хендонской районной больнице.

— Ясно. — Она встает и идет к высокому холодильнику, стоящему у стены, возвращается с банкой колы и опять садится. — У меня была кузина, которая прошла через то же самое, что и ты. Правда, это было давным-давно. Хотя тогда это так не называли. Не давали этому четкого определения. Все в семье просто говорили, что она «страдает от нервов». Понимаешь?

— Она сейчас в порядке?

Сильвия качает головой.

— Ее, считай, с нами больше нет, прости господи… Совсем уже не от мира сего, если хочешь знать мое мнение. — Она открывает банку. — Хотя страдает от этого не меньше. — Смотрит на меня. — Я вижу это, лапушка.

Не знаю, что на это сказать, так что просто опускаю взгляд на поцарапанную красную клеенку.

— Не могу даже представить, на что это похоже…

Наконец поднимаю взгляд и клянусь: она действительно хочет это знать. Входит какой-то пожилой дядька, и Сильвия спрашивает у него, будет ли он как обычно. Когда дядька отвечает, что да, просит его присесть и говорит, что займется им через пять минут.

Потом опять поворачивается ко мне.

— Может прозвучать немного по-дурацки, но бо́льшую часть времени это просто… раздражение, — говорю я. — Прямо-таки жутко раздражает, когда люди тебе не верят.

— Понимаю, каково это… — произносит она. — Но большинство людей просто не знают, как реагировать на такие вещи, верно? Не уверена, что я и сама-то знаю, сказать по правде… Предположим, ты говоришь кому-то, что ты… ну не знаю: получаешь послания от Бога через рисунок на твоих обоях. Я не имею в виду, что именно ты говоришь нечто такое, лапочка… но как прикажешь людям на такое реагировать? Вряд ли «ну вот и славненько», потому что такое лишь… укрепляет все это, не находишь?

— Угу. Но при этом это почти то же самое, как если бы я сказала кому-нибудь, что меня зовут Алиса, а мне бы ответили, что ни фига.

Сильвия медленно кивает.

— Пожалуй… Вполне могу тебя понять.

— Вот насколько ты во всем этом уверен. Ты не просто думаешь, что это так, — ты знаешь это!

Она опять кивает.

— Поняла, лапочка.

— Так что это все равно как все говорят, что ты дура, и обзывают тебя вруньей.

— Или говорят, что ты сошла с ума.

Я смеюсь, и это классно.