Вниз по кроличьей норе

Кажется немного странным выкладывать все это Маркусу, тем более столь прямо и по-деловому, но не похоже, чтобы он этого не знал, так? Дебби сказала ему в точности то, что я сама сказала ей самой прямо перед тем, как ее убили. И он единственный передал эту информацию детективам Френч и Сондерс.

— Я не чувствую себя в безопасности, — повторяю я. — Когда заперта здесь, как подсадная утка.

Оглядываюсь по сторонам. Теперь из столовой выходят еще несколько людей и расходятся в разные стороны. Пациенты в сопровождении медперсонала. Направляются в свои комнаты — кто ненадолго прилечь перед тем, как смотреть телик, кто на улицу покурить, кто в туалет или к окошку для выдачи лекарств…

Колин о чем-то разговаривает с Тони.

Феми болтает с Донной и Люси.

Клэр увлечена беседой с Лорен — обе вдруг подруги не разлей вода.

— Не думаю, что это особо приятно, — произносит Маркус.

Поворачиваюсь к нему — да уж, довольно странный способ оценить ситуацию… Просто охеренно слабо сказано, учитывая то, что я ему только рассказала!

— Слышать, как ты говоришь о Дебби подобным образом.

— Что?!

— Люди, с которыми я работал, и раньше умирали, — говорит он. — Ты это знаешь. Но не таким вот образом. Никогда таким вот образом.

Маркус смотрит прямо на меня.

— Вчера вечером я ездил к ее сестре, выразить свои соболезнования. Посмотреть, как она справляется. Ее совершенно подкосило то, что произошло с Дебби… всю их семью подкосило. — Он качает головой. — Так что нет: то, что ты говоришь, совершенно неприемлемо. Дебби была моей коллегой, но была также и другом.

— Ну да, а Кевин был моим другом!

— Я в курсе, Алиса, но остается тот факт, что некрасиво подвергать нападкам репутацию человека, когда его уже здесь нет и он не может себя защитить. — Маркус встает, потому что не хочет продолжать этот разговор или же ему надо разобраться с лекарствами. Даже не знаю.

— Ну, она мертва, так что ей сейчас наверняка глубоко насрать! — кричу я ему вслед. — Во всяком случае, она не из тех, кто нуждается в защите.

49

Вдруг сна ни в одном глазу, и я совершенно не представляю сколько сейчас времени, но вокруг хоть глаз коли, я запуталась во влажных простынях и, что самое главное, я знаю, что в моей комнате кто-то есть.

Хотя знаю, что никого здесь не может быть, поскольку дверь заперта.

Знаю, что не может, потому что иначе я бы услышала, как кто-то входит.

Но я знаю, что есть.

У всего медперсонала есть ключи, так что они могут заглянуть в комнату во время круглосуточного обхода, если надо, но совсем необязательно быть врачом или санитаром, чтобы найти способ разжиться ключом. Кто-то достаточно просто сумел раздобыть и нож, так ведь?

Я же говорила им! Говорила почти всем, но они не слушали!

Лежу совершенно неподвижно и жду, пока глаза не привыкнут к темноте.

Не могу различить даже намека на человеческий силуэт и не слышу ничьего дыхания, кроме своего собственного. Хотя я не слишком-то удивлена, поскольку тот, кто сейчас тут со мной находится, хорошо знает свое дело. Мне даже трудно набрать достаточно слюны, чтобы смочить горло, не говоря уже, чтобы заорать, а даже если бы мне это и удалось, здесь постоянно кто-то из-за чего-нибудь орет, так что вряд ли мне стоит полагаться на то, что кто-то моментально примчится мне на помощь.

Господи, это все будет так просто, потому что у меня нет ничего, чем можно отбиться, и теперь некий голос в моей голове говорит мне: «Кому какое дело? Биться тут все равно особо не за что, так что какой, блин, смысл?»

Я — это не то, за что стоит биться.

Так что расслабляюсь, совсем чуть-чуть, потому что больше особо ничего не могу поделать, и думаю: «Эх ты, тупая мягкотелая корова…» Покорно лежа пластом, словно какая-то Плакса-Вакса, и дожидаясь, пока Тварь не сделает то, ради чего явилась.

50

Завтракаю в полном одиночестве. Я говорю «завтракаю», хотя не способна съесть ни крошки, хоть мне приплати, но я здесь вместе со всеми остальными, потому что отчаянно стремилась убраться из своей комнаты при первой же возможности и теперь хочу быть там, где могу за всеми присматривать. Видеть, кто вдруг с кем неожиданно скорешился и кто выказывает ко мне антипатию. Настроиться на тон разговоров. Засечь сложившиеся альянсы.

Меня все еще по полной программе колотит, но, что самое главное, я все еще здесь.

Ясен пень…

Если б у меня была паранойя, то я сказала бы, что ночью в моей комнате и впрямь кто-то был и что это было нечто вроде предостережения от человека, которому явно доставляет удовольствие пугать меня до усрачки. Что кто-то отправил мне простое и ясное послание: «Лучше будь наготове, потому что я доберусь до тебя в любое время, какое только захочу».

Это если б у меня была паранойя.