Вниз по Шоссейной

Я вновь иду по Шоссейной, заглядываю в окна, прикасаюсь к шершавым ставням и прислушиваюсь к далеким голосам ее знаменитых обитателей...

Спасибо тебе, Шоссейная! Спасибо тому короткому времени, когда ты была мирной, и в воскресные дни, направляясь на базар, обозы из Каменки и Деднова останавливались недалеко от кино «Пролетарий», и хозяйки из соседних домов щупали кур и, весело торгуясь, покупали сметану и яйца.

...Проехал обоз, и бродячий пес укладывается подремать на разогретой ленивым солнцем отдыхающей булыжной спине Шоссейной...

Я иду по улице моего детства, держась за твою сильную руку, мой папа.

У нас так мало времени, чтобы быть вместе. Торопись, торопись расска­зать мне все. Я запомню.

Я с тобой, моя красивая и молодая мама. Не плачь. Еще рано.

Дай мне прибежище, Шоссейная улица того времени, когда беды еще не обрушились на тебя.

Я кланяюсь твоим уцелевшим домам и твоим растаявшим во времени обитателям.

...Какие люди живут на Шоссейной! Какие знаменитости!

Смотрите, полюбуйтесь, какие колеса создает¹ Йошка-колесник!

Что гам скрипки Страдивари!

Знаете, что такое настоящее колесо, сработанное руками Йошки-колесника? Это сложнее и, конечно, прочнее любой скрипки, это — целая песня, которая начинается со ступицы — центра колеса. Для ступицы нужно могу­чее дерево, нужен выдержанный и пропаренный в печи дуб.

Потом в созданной ступице нужно продолбить отверстия и с великим мастерством вогнать туда спицы.

А спицы? Для спиц нужно певучее дерево. Нужен ясень.

Спица должна быть ладной, стройной и прочной. А для ломовых извозчи­ков — особо прочной.

Недаром круглый ясень сушат и выдерживают годами, прежде чем мас­тер придаст ему нужную форму.

Теперь дело за ободом.

Знаете деревню Балашовку?

Видимо, сам лесной бог навалял недалеко от нее огромное множество колод и научил мужиков делать из них ободья и везти их в город к Йошке-колеснику.

И берет Йошка-колесник этот пахнущий мореным лесом обод и кладет на станок-колесню. И по какому-то только ему ведомому наитию натягивает обод на спицы.

Тут нужна музыка души и радость создания. Такого хватает на одно, от силы два колеса в день.

Но это еще не все.

Готовое колесо нужно оковать металлической шиной, набить на ступицу два обруча и вдеть в нее втулку.

Тут нужен кузнец, и не лишь бы какой, а единой с тобой души, так, чтобы готовое колесо было спето в один общий голос.

Для этого нужен, конечно, сам Хаим-Йоше.

И стоят над Шоссейной звуки струга и долота, смешиваясь с мерными, словно удары колокола, металлическими звуками из кузницы Хаим-Йоше.

Вот и покатились, начав свои обороты по Шоссейной, сработанные Йошкой колеса и бегут, грохоча по булыжникам и прокладывая колеи на песчаных трактах и лесных просеках, все дальше и дальше от Бобруйска, разбегаясь по убранной цветущим вереском и желтыми соснами задумчивой белорусской земле, и не один возница, задремав в лунную ночь под ровный бег коня, проснувшись от резкого толчка и перевалив через что-то — не то корч, не то вросший в землю камень, — пробормочет:

— Добрые колы робиць Йошка...

А Йошка-колесник, сын мудреца-колесника Аврома Немца, выспавшись в короткую летнюю ночь, наденет перед новой работой чистую рубаху и начнет творить извозчичий фаэтон или стройную, своей особой конструк­ции, телегу. Начнет легко и все быстрее прохаживаться стругом по жерди­не — будущей легкой оглобле, а маленькая Эстер, младшая в семье колесни­ков, сидя на ней и удерживая ее своим незначительным весом, будет помогать брату...

...Поклон вам, кузнецы и колесных дел мастера! Поклон вам, знаменитос­ти Шоссейной улицы!

...У вас испортился примус? Вы сломали не одну заправленную в жестя­ную ручку иглу, прочищая его, а он все чадит одиноким, колеблющимся, угасающим языком?

Идите к Наймаргону!

Стоит дотронуться его золотым рукам до вашего «больного», и он могуче загудит ровным золотисто-сиреневым упругим, во все кольцо горелки, пламенем.

Ваш случай — мелочь, пустяк. Не таких калек, место которым давно на свалке, излечивал и превращал в красавцев работяг Наймаргон!

Гудят расставленные на длинном, во всю стену, верстаке веселые приму­сы, улыбается, вытирая руки о фартук, Мастер.

Поклон вам, мастер Наймаргон!

Удивительная, необходимая улица — эта Шоссейная!

Ремонтировать часы несите только сюда, на угол Шоссейной и Пушкинской. Это неважно, с какой стороны вы зайдете. В окне, которое выглядывает из раскрытых ставней на кино «Пролетарий», выставлены часы, и окно, что прищурилось съехаБшим наличником на Пушкинскую, тоже увешано часами.

Сразу найдете. Правда, вход со двора, заросшего ромашкой и залитого солнцем.

Вам вначале покажется темным небольшой коридор, и сразу будет трудно прочитать на одной из двух дверей убедительную надпись: «Ремонт часов сюда».

Открывайте эту дверь и входите.

Мастер не повернется к вам и будет продолжать копаться в часах, а потом, так и не повернувшись, спросит:

— Так что с ними случилось?

Фамилия его Спокойнер. Он очень стар и словно покрыт седой пылью, но за часы будьте спокойны. Побывав в его руках, они еще послужат вашим внукам.