Вниз по великой реке

– Могла и не видеть, – вмешалась Робин. – Они давным-давно перестали долетать до Шеллинга. А раньше, Танакви, они прилетали к нам и сидели на вспаханных полях. Папа говорил, что чайки спасаются у нас от весенних штормов.

– Но я-то их помню! – возразил Хэрн. – А Танкви всего на год младше меня.

– Хэрн, уймись, пожалуйста, – попросила Робин. – Я слишком устала, чтобы ссориться еще и из-за морских чаек.

– Они обычно прилетали после половодья, – сказал Хэрн. – Может, это означает, что Река начинает возвращаться в берега?

И он полез проверять глубину. Брат почти каждый день пытался измерять ее, чтобы понять, заканчивается ли паводок, но чем ближе мы подплывали к морю, тем сильнее становился прилив, и он сводил все расчеты на нет. Вот и в этот день Хэрн привязал к кусту бечевку с завязанными на ней узлами. Но та, вместо того чтобы погрузиться в воду, упорно плавала на поверхности, и Лапушка стала ей играть. Хэрн рявкнул на нее. Вот ведь странно: Хэрн больше всех нас волновался о том, чтобы положить Единого в костер в нужный день.

Утенок подхватил Лапушку на руки.

– И незачем так суетиться, – пробурчал он. – Когда половодье пойдет на спад, сразу будет видно.

– Но у нас нет берега, чтобы это проследить! – огрызнулся Хэрн.

– Значит, поймем как-нибудь иначе, – пожал плечами Утенок.

– Перестань меня злить! – проорал Хэрн. – И отпусти кошку.

Тем утром, когда мы отплыли, Робин как-то особено притихла. Конечно, я должна была заметить, что ей нехорошо, но у меня голова была занята другим. Чайки летели за нами и издавали горестные вопли. Они пугали меня. Птицы смотрели на нас голодными глазами-бусинками. Когда они плыли по Реке, то казались какими-то неестественно легкими. Мне не верилось, что это и вправду просто птицы. В воздухе разливался какой-то свет, мутный, как взгляд разъяренного Хэрна, и чайки кружили в нем. Холмы на обоих берегах были невысокими, каменистыми и голыми; они вырастали перед нами, словно стена тумана. Над ними свистел ветер. Теперь река посерела и покрылась сердитой зыбью. Там, где вода встречалась с землей, бурлили высокие волны с белыми гребнями. Они накатывались на берег, поднимаясь все выше, а потом делались и вовсе огромными, и их пена срывалась и разбивалась о землю. Слышались лишь грохот прибоя да крик чаек.

Я то и дело поглядывала на Гулла, чтобы убедиться, что ему ничего не грозит. Мне было страшно.

Хэрн с Утенком тоже испугались, когда обнаружилось, что мы больше не в состоянии управлять лодкой. Здесь, среди стремящихся к морю вод, было слишком много разных течений. Иногда лодка стрелой мчалась, а порой еле ползла. А около полудня нас подхватил прилив и понес обратно к острову Лапушки. Мы поставили парус и принялись бороться с приливом, но нас все сильнее и сильнее сносило влево. За все утро мы проделали от силы две мили.

– Думаю, лучше взять левее, – в конце концов сдался Хэрн, – и попытаться причалить где-нибудь там.

– Ох, давайте пристанем к берегу! – обрадовалась Робин.

Она это с таким жаром сказала, что мы все посмотрели на нее. Тогда-то мы и увидели, что она больна. Сестру била дрожь, а лицо ее приобрело странный оттенок – совсем как у лилий в саду тети Зары. Наверное, зря мы привезли Робин к морю.

– Я причалю в первом же подходящем месте, – пообещал Хэрн.

Утенок схватил одеяло и закутал ее.

– Робин, может, ты хочешь подержать Леди? – спросил он.

Честно признаюсь: мне стало завидно, что они оба так заботятся о Робин. Я обнаружила, что мне трудно быть ласковой с ней – до сих пор трудно. Сестра выглядела такой некрасивой и дрожала неизвестно из-за чего. Надеюсь, я все-таки не выдала своих чувств. Я дала Робин Леди, но та словно забыла про Бессмертную, и Леди упала на дно лодки.

– Возьми Младшего, – предложил Утенок.

– Нет! – неожиданно резко сказала Робин.

После бесконечного болтания по волнующейся серой воде мы наконец-то приблизились к берегу. Время уже давно перевалило за полдень. И все вокруг было белесым, с оттенками коричневого и светло-желтого, а в воздухе появился новый запах, напоминающий запах свежей рыбы. Это пахло морем. Земля превратилась в цепочку песчаных островков. А настоящая суша – тоже покрытая песком – находилась где-то вдали. Между материком и островками плескалась вода цвета песка, а о берега без устали бились волны. Я до сих пор не понимаю, как Хэрну удалось высадить нас на последний островок. Должно быть, он управляется с лодкой намного лучше меня.

Остров весь состоял из покрытого коркой песка, порос осокой и колючими кустами, скрюченными из-за постоянного ветра. Тот выдувал ложбины в песке. Мы отыскали самую большую, обращенную к тем местам, откуда мы пришли – если смотреть оттуда, горизонт выглядел как синие горы, – и устроили там лагерь. Даже лодку подтащили поближе, чтобы соорудить для Робин хоть какое-то укрытие. Внизу обнаружилось место, куда течением прибивало всякие штуки.