Вниз по великой реке

Утенок только охнул, когда все это увидел. Там плавали дохлые курицы, утонувшие крысы, кочаны капусты и прочие кошмарные останки. Но, кроме этого, там нашлись бревна, и ветки, и водоросли. Из них получился неплохой костер. Мы закутали Робин в накидки и одеяла, но она по-прежнему дрожала. И от еды она отказалась:

– Я не могу! Лучше дайте мне воды.

– Вода! – воскликнула я.

Мы с Хэрном переглянулись. В кувшине еще оставалось чуть-чуть воды, но на острове ее не было. Я спустилась к серому потоку и попробовала воду. Здесь Река уже смешивалась с морем, а море, увы, оно соленое. Не знаю, откуда эта соль берется, но морскую воду пить нельзя.

– И что же нам теперь делать? – шепотом спросила я.

– Мы не можем забрать лодку, – так же шепотом ответил Хэрн. – Робин без нее замерзнет. А течение здесь кошмарное. И я не вижу тут ни одного ручья.

Мы беспомощно посмотрели на невысокий песчаный берег. И конечно же, Утенок не нашел ничего лучшего, как именно в этот момент громко заявить:

– Пить хочу – просто помираю!

– Заткнись! – хором рявкнули мы на него.

Но Робин уже приподнялась, опираясь на руку. Одеяла с нее свалились. Сестра стучала зубами, а губы у нее сделались серо-синие.

– А что, вода закончилась? Я сейчас схожу и наберу…

– Ляг немедленно! – потребовала я, сердито зыркнув на Утенка. – Сама наберу.

Я взяла кувшин и заковыляла вверх по склону песчаного холма. Что делать – непонятно.

Я совсем упала духом… Уже потом я поняла, что большие открытые пространства всегда нагоняют на меня тоску. Вот и на озере было примерно то же самое. Я ведь выросла среди холмов, где полно уютных закутков. Здесь же земля казалась какой-то неправильной. Плоская равнина, серый песок, серая Река и какая-то странная фиолетово-серая дымка. Эта дымка ограничивала обзор. Впрочем, тут все равно не на что было смотреть. Взгляд мог зацепиться лишь за широкую полосу стремительно несущейся серой воды между мной и берегом. Не верилось, что я смогу через нее перебраться.

И все же я двинулась вниз, к этому проливу. Я лелеяла робкую надежду – вдруг там вода окажется не соленой? И тут услышала со стороны пролива крики Утенка. Он вопил так, будто не на шутку испугался.

– Помогите! – орал он.

Помню, я бросила кувшин и помчалась к проливу, вспахивая серый песок и оставляя за собой борозду. Но это оказался не мой брат. Этот мальчишка был намного младше Утенка. Его несло течением, а он молотил руками по серой воде и орал без умолку. На какой-то кошмарный миг я застыла как вкопанная, глядя на него. Хотя, видимо, я не то чтобы просто стояла и смотрела – когда-то же успела сбросить башмаки и накидку!

– Плыви! – крикнула я. – Плыви, если хочешь жить!

Он меня услышал. И с новой силой замолотил руками и ногами, поднимая фонтаны брызг, – мальчишка явно совершенно не умел плавать. Я с разбегу влетела в воду. Помню, что завизжала. Здешняя вода была куда холоднее, чем в Реке у Шеллинга, а вместо дна – какая-то топкая дрянь. Тут можно было либо плыть – либо тонуть в грязи. И я поплыла изо всех сил. Прежде мне не доводилось плавать во время половодья – папа это запрещал. Но думаю, что возле нас течение никогда не бывало таким сильным, как здесь, – даже в первую ночь половодья. Ноги стало сносить в сторону, едва они потеряли опору. Неудивительно, что мальчишка так вопил. Я старалась что было сил и все никак не могла переплыть этот узкий пролив.

Наверное, меня вынесло на этого тонущего мальчишку просто потому, что я была тяжелее. Я пыталась плыть вперед, а меня сносило в сторону, получалось, что плыву наискосок.

В общем, я старалась выгребать туда, где видела его в последний раз. А он опять ушел под воду. Мелькнула мысль, что он утонул и пора думать о собственном спасении, но тут светловолосая голова вынырнула из воды – просто-таки мне в руку. Я вцепилась ему в волосы и потащила за собой.

Тут начался сущий кошмар. Паника мальчишки передалась и мне.

Мы оба молотили по воде, орали и то и дело погружались с головой. Я рявкнула на него, чтобы он заткнулся, а он завизжал, пожелав мне проваливать, да еще и обзываться принялся. Я обозвала его крабомордым недоумком и стукнула. А вода вокруг нас так и кипела. Пока мы дрались, течение стало сносить нас мимо островка, прямо в море. Я попыталась ухватиться за прибрежную землю – а рука погрузилась в нее по самый локоть. До сих пор иногда вижу это во сне. Берег был мягким, словно творог. Но все-таки мне как-то удалось выбраться на него, вырваться из хватки воды, прямо в объятия топкой грязи. Я барахталась в ней и волокла беднягу за волосы. В общем, как-то выползла на твердый песок и разревелась от облегчения.

Мальчишка тоже разревелся. Он стоял на четвереньках, и вода текла у него с волос и изо рта. Его лицо покрывали синие и красные пятна, а голые ноги вообще сделались фиолетовыми. Он был одет в какую-то дурацкую рубаху и штаны – в них небось было холодно, даже пока они не промокли. Мы оба дрожали.

– Заткнись, – велела я ему. – Все уже в порядке.

Мальчишка посмотрел на меня так, словно это я была во всем виновата.