Вниз, сквозь ветки и кости

Но все же иногда он звал в неудачный момент. Она выпуталась из объятий Алексис, схватила перчатки, брошенные ранее на полку, и, натягивая их, крикнула:

– Иду!

Алексис села и вздохнула, поправляя сбившуюся сорочку.

– Что ему нужно сейчас? – спросила она. – Папа ждет меня к вечеру.

Дни на Пустошах были короткими и драгоценными. Иногда солнце неделями не показывалось из-за туч, позволяя осторожным вампирам и беспечным вервольфам свободно перемещаться, не дожидаясь наступления собственного времени. Семья Алексис держала трактир. Им не нужно было беспокоиться о скудных дневных часах для охоты или земледелия. Но это не означало, что они спешили устроить своему ребенку вторые похороны.

(Тот, кто однажды умер, но был воскрешен, не мог стать вампиром: странный механизм, позволяющий нежити воспроизводить себе подобных, был основан на магии, а магия сторонилась науки о молнии и колесе. Алексис была в безопасности от прихоти Господина, несмотря на то что с возрастом она все хорошела. Но Господин был не единственным чудовищем в Пустошах, и большинству из них не было дела до медицинской истории Алексис. Они просто сожрали бы ее.)

– Сейчас узнаю, – ответила Джек, поспешно застегиваясь.

Она остановилась и посмотрела на Алексис, на мягкие белые изгибы ее тела, округлые плечи и грудь.

– Просто… просто оставайся здесь, хорошо? Я вернусь сразу же, как только смогу. Если не будешь двигаться, нам не придется снова мыться.

– Я не двинусь с места, – ответила Алексис с томной улыбкой, затем улеглась на кровати на спину и уставилась в потолок, увешанный чучелами.

После четырех лет, проведенных у доктора Блика, Джилл стала сильнее, чем когда-либо ожидала, и одинаково легко могла таскать на своих плечах как трупы, так и мешки с картошкой. Она выросла, как сорняк, вытянувшись больше чем на фут, что потребовало многочисленных походов в деревню за тканью для наращивания брюк. К тому времени, как ей исполнилось четырнадцать, содержимое сундука доктора Блика перестало ей подходить: длинные руки и ноги, подрастающая грудь, непредсказуемое настроение. (Значительную часть того года она огрызалась на доктора Блика по причинам, которые не могла ни понять, ни объяснить. К чести доктора, он переносил ее непредсказуемые вспышки с достойным восхищения терпением. В конце концов, он и сам в некотором роде был непредсказуем.)

После того как третьи плохо залатанные брюки треснули по шву, Джек научилась шить себе одежду сама и стала покупать ткань в отрезе, раскраивая по такому фасону, какому ей хотелось. Конечно, ее вещи не сделали бы ее знаменитостью при дворе какого-нибудь модного вампира, но они прикрывали тело и конечности и обеспечивали необходимую защиту от стихий. Доктор Блик понимающе кивал, когда видел, что ее одежда все больше и больше походит на его: спускающиеся до запястий рукава с туго застегнутыми манжетами, платок на шее – казалось бы, для украшения, но на самом деле, чтобы ничего лишнего не попало под тонкое нательное белье. Она не отрицала свою женственность, но защищала ее от едких химикатов и других, менее обыденных соединений.

Она все еще была худенькой: хотя в целом она наедалась, такой роскоши, как добавка или сладкий пудинг к чаю, у нее не имелось; кожа все еще была светлой – солнечный свет был редкостью на Пустошах. Волосы оставались длинными, тугая светлая коса свисала между лопаток – каждое утро ее расплетали и снова заплетали. Алексис говорила, что волосы у Джек гладкие, словно масло, и иногда Алексис удавалось уговорить Джек, чтобы та позволила ей расплести косу и пробежаться пальцами по перекрученным прядям, разглаживая и выпрямляя их. Но Джек никогда не распускала волосы надолго. Как и все в ней, они должны были быть в полном порядке, хорошо организованы и занимать отведенное место в этом мире.

Самым новым у нее были очки, линзы для которых были подобраны и выточены в лаборатории доктора Блика и вставлены в оправу из гнутой проволоки. Без очков мир немного расплывался по краям – не так уж страшно, учитывая, каким жестоким мог быть этот мир, но для ученого это было не слишком подходящее качество.

Так что она надела очки и увидела мир таким, каков он был, – резким, ярким и неумолимым.

Она нашла доктора Блика в помещении мельницы; на столе для вскрытий лежала большая коричневая летучая мышь, мягкие перепонки крыльев были пробиты гвоздями. Ее пасть ради предосторожности набили чесноком и лепестками роз. В летучей мыши не было ничего такого, что доказывало бы, что эта мышь – какой-нибудь залетный вампир, но также не было ничего, что доказывало бы, что это не так.

– Мне нужно, чтобы ты сходила в деревню, – сказал доктор Блик, не поднимая головы. Искусно сделанная лупа закрывала его левый глаз, ужасающе увеличивая внутренние органы летучей мыши. – У нас заканчиваются аконит, мышьяк и шоколадное печенье.

– До сих пор не понимаю, откуда здесь шоколад, – сказала Джек. – Какао растет в тропическом климате. Здесь явно не тропический климат.