Вниз, сквозь ветки и кости

Она уловила какое-то движение на площади. Через ворота прошли два человека. Толстая девица из трактира и костлявая фигура в черном жилете. Свет блеснул на очках Джек, когда она повернула голову. Джилл почувствовала, как ее ненавистное, ненавистное сердце сжалось в груди. Ее сестра. Здесь.

Этого нельзя было допускать.

9 Кое-кто пришел к нам на ужин

Трактир, которым владели родители Алексис, был небольшой, уютный и настолько чистый, насколько вообще могут быть чистыми такие заведения. Могло пройти несколько часов, прежде чем Джек начиналось хотеть соскрести с себя кожу, и это было удивительным достижением для места за пределами лаборатории.

(Алексис как-то заметила после особенно напряженного визита одну странность: Джек может спокойно ковыряться в саду доктора Блика, но не может сидеть на стуле, на котором кто-то сидел до нее, предварительно не отмыв его до зеркального блеска. Джек не очень успешно попыталась объяснить, что грязь грязи рознь; что грязь вполне может быть чистой, если эта грязь находится там, где положено. Проблемой становилось смешивание грязи и других вещей – таких как пот, кожа, жиры с человеческих тел. Дело было в рецепте, а не в отдельных ингредиентах.)

Мама Алексис была похожа на дочь, только старше, и, когда она улыбалась, казалось, будто кто-то зажигал фонари там, в глубине глаз. Джек была готова потерпеть любую грязь ради теплой улыбки миссис Колун. Она снова и снова напрягала память, но так и не нашла хотя бы намека на то, что ее мать была способна так улыбнуться.

Отец Алексис был дровосеком, до того как стал трактирщиком: отсюда и фамилия, и топор, висевший над камином. Он был как человек-гора, и Джек считала, что он единственный человек в Пустошах, способный поспорить с доктором Бликом в физической силе. (Вервольфы победили бы, и бесспорно. К счастью, их мало интересовали борьба и метание топоров, им больше нравилось калечить людей и бегать за палками.)

Как всегда, в «Олене и кролике» еда была простая и обильная и неприятно напомнила Джек кролика, запеченного с овощами, которого она ела в тот единственный вечер, проведенный с Господином. Для своих домочадцев он брал из деревенских магазинов все, что хотел, и Джек не сомневалась, что ее первая еда в этом мире была приготовлена любящими руками миссис Колун. Может, Алексис ела то же самое тем вечером. Возможно, жизнь Джек в Пустошах началась с того, что они разделили трапезу, даже не подозревая, что ждет их впереди.

Ей нравилось так думать. Хлеб становился вкуснее, а молоко слаще, если подумать, что они ели вместе столько лет назад.

Миссис Колун как раз собиралась снова пустить картофель по кругу, когда дверь на кухню распахнулась и задрожала, будто под мощными порывами ветра.

Алексис подпрыгнула. Мистер Колун напрягся, рука привычно метнулась к боку – раньше там висел топор, всегда готовый к взмаху. Миссис Колун застыла, сжав в руках поднос.

Джек сидела спокойно, не поднимая глаз от еды, пытаясь выглядеть так, словно тушеные грибы и жареный кролик занимали ее больше всего на свете.

– Может, хотя бы поздороваешься, сестра? – прошипела Джилл ядовито-сладким голосом, как будто что-то оставили на солнце и оно пролежало там слишком долго и испортилось.

– О, прости. – Джек подняла голову и привычным жестом поправила очки. – Я подумала, бродячая собака вломилась в дверь без стука. Там, откуда я пришла, люди стучат.

– Ты пришла оттуда же, откуда и я, – сказала Джилл.

– Да, и люди стучали.

Джилл в упор посмотрела на нее. Джек бесстрастно посмотрела в ответ. Нельзя было отрицать – у них были одинаковые лица.

Никакие годы не смогли бы изменить форму губ или разрез глаз. Они могли бы перекрасить волосы, сделать абсолютно разные прически – они все равно были словно отлиты из одной формы. Но на этом сходство заканчивалось.

На Джилл было бледно-фиолетовое платье, настолько светлое, что его можно было бы принять за белое, если бы оно не выделялось на фоне белизны ее кожи и инея ее волос. На платье был вырез до самой груди, и, хотя сейчас этот вырез выглядел достаточно скромно, это было ненадолго; платье шилось на девочку, а Джилл, как и Джек, уже потихоньку становилась женщиной. Платье было слишком длинное, и подол волочился по земле. Около шести дюймов посерели от пыли. Джек слегка поморщилась, надеясь, что сестра не заметит.

Не повезло. Пока Джек жила на мельнице, постигая научные тайны и умение воскрешать мертвых, Джилл жила в замке, постигая секреты выживания и умение служить мертвым. Она подмечала все.

Медленно Джилл улыбнулась.

– О, прости, сестра, – сказала она. – Я замаралась? Тебя беспокоит, что я грязнуля? Господину нет дела, если я испачкаю платье. У меня найдется другое.

– Хорошо тебе, – сказала Джек сквозь стиснутые зубы. – Зачем ты пришла?