Внизу наш дом

– Южнее Орши, это к западу от Смоленска, – подсказал Иосиф Виссарионович. – Когда вернётесь, загляните ко мне, расскажите, как там дела. А вас, товарищи, – обернулся он к моим попутчикам, – прошу со мной. Не будем мешать товарищу Субботину, – и зашагал к машине.

* * *

Карта нужного района у меня была только крупномасштабная.

– Опять по пачке «Беломора» курс прокладывать, – ругнулся я негромко, отыскав кружочек с нужной надписью на изрядно помятой портянке, извлечённой из штурманского ящичка.

– Последняя, товарищ капитан, – протянул мне пачку папирос всё тот же молоденький сержант.

Неудобно я как-то пошутил. Взял, конечно, приладил рядом на видном месте и оглянулся на распахнутую аппарель – никто там не толчётся? Щёлкнул тумблером – верхняя створка послушно опустилась до ограничителей и потом и нижняя поднялась, клацнув запорами, словно акула зубами. Убедившись, что моторы прогреты, запросил разрешения взлетать и, получив его, прямо с места вспорхнул мотыльком – у меня всего восемьдесят метров разгона, потом выпуск закрылков и немедленный отрыв.

Многоколёсные шасси не слишком требовательны к качеству покрытия взлётной полосы – нечего выпендриваться с рулёжкой.

Сразу лёг на курс и пошел с плавным набором высоты, не особо насилуя моторы – чутьё подсказывало – в конечном пункте мне не нальют, поэтому на обратном пути придётся тянуть на этой же заправке до самого Смоленска. И вообще моим моторам лучше всего работается в диапазоне высот от полутора до двух километров – самый маленький расход в пересчёте на расстояние. Если кто не понял – с этой высоты открываются просто волшебно-замечательные виды. Бойцы это оценили и буквально прильнули к лобовому стеклу между мной и креслом второго пилота, занятым как раз тем самым сержантом. Тут около двух метров прекрасно застеклённого окна. Мне это очень понравилось, потому что улучшилась центровка.

Летели мы недолго. Ан-226 – довольно быстрая машина, а Смоленск – достаточно надёжный ориентир. Только вот после него сначала к нам пристроилась пара краснозвёздных По-3 и внимательно рассмотрела, что нарисовано на наших бортах, а потом радио донесло до меня законный вопрос:

– Слышь, Шурик! А она у тебя взаправду стреляет? Ну, пушка, что спереди торчит?

– Нет. Просто не влезла, вот и пришлось выставлять её через ширинку. А вообще-то я Шклов ищу. Вы не видали?

– А чего его искать – он прямо перед тобой. Южнее садись – на северной окраине всё в дыму.

– Там что? Стреляют? – не понял я.

– Да, танки прорвались.

– Брахмапутра! Отсюда же… – договаривать я не стал. Меня как раз запросили с поста ВНОС – нужно было ответить, кто я и что везу.

Посадили меня на несжатое поле куда-то на западную окраину. Я постарался угадать прямиком на дорогу, за что был вознаграждён немедленным прибытием грузовика, забравшего и пушку, и снаряды, и артиллеристов.

– Давай, Шурик, вези остальные, – напутствовали меня с того же поста воздушного наблюдения, оповещения и связи. Если кто-то удивляется, что меня точно знают по имени, то ничего странного – позывной всегда написан на моём самолёте – люди должны знать, как ко мне обратиться. Хоккеисты же пишут свои имена на амуниции – почему остальные должны поступать иначе?

На центральном аэродроме меня ожидали ещё три орудия и командир батареи в звании старшего лейтенанта. Отличный мужик – сразу со мной договорился, что после переброски пушек и расчётов я перевезу к Шклову и передки, и лошадей, и полевую кухню. Вот бывают же такие люди, с которыми приятно иметь дело, – сразу видно, что у них всё схвачено. Он этим же рейсом вылетел прямиком к месту боевых действий, с полчаса с восторгом держался за штурвал, а потом пропал вместе с пушкой, расчетом и увёзшим их грузовиком. Только и знаю, что зовут его Петей.

Как понятно из вышесказанного, до Кремля я добрался только на другой день в состоянии выжатого лимона.

Глава 49. На фронт

Мои документы внимательно изучили, позвонили куда-то и пропустили. Я не великий знаток Кремля, но дорогу, которой хоть раз ходил, запоминаю хорошо, поэтому до приёмной товарища Сталина дошёл без труда. Его секретарь, наверное, Поскрёбышев, потому что в прошлый раз тут был он же, а фамилию я помню ещё со своего времени, так вот он мне сказал, что совещание только что началось, но я не в числе тех, кого на него вызвали. Так что лучше будет заглянуть позднее. Не раньше чем через пару часов.

После более чем суток бодрствования и почти непрерывного летания я несколько тормозил и не обратил внимания на такую деталь, как неопределённость в высказываниях. Это ведь не совсем обычное дело в этом учреждении, если я ничего не путаю. В общем, меня потянуло передохнуть, а подходящего дивана или кресла нигде в окрестностях приёмной я не помнил. Дрыхнуть же прямо здесь почему-то не хотелось. Опять же я уже запутался, семь полётов совершил с перерывами за заправку самолёта и погрузку-выгрузку, или восемь. Возможно, я спал на ходу и с открытыми глазами – молодой организм и не на такое способен.