Внизу наш дом

Так и сидели мы в колхозе «Луч», что под Горьким, и напряжённо вслушивались в сообщения, читаемые Левитаном. Доклад о взятии Сум на этом фоне выглядел логичным. Потом грустным голосом горячо любимый нами диктор сообщил, что Красная Армия после упорных боёв оставила те самые узловые станции – видимо, десантники ушли в леса. И был зачитан длинный список награждённых летчиков-бомбардировщиков. Каждый десятый – посмертно.

Мы, разумеется, пытались читать между строк, дополняя услышанное собственными предположениями – получалось, что операция, в целом, прошла неудачно, но противника покрошили сильно. И в это время ни с того, ни с сего южнее Киева оказалась в котле огромная группировка германских войск – мы окончательно запутались. Но в целом, изменения показались правильными – наши заставили фашистов обороняться. И тут, как обухом по голове – Псков и Вильнюс снова наши, да ещё и уличные бои в Кенигсберге.

По всему выходило, что ударами с нескольких направлений Красная Армия нащупала слабые места и сумела развить успех там, где не ждали. К этому моменту уже пришла зима, выпал снег и заметно подморозило. Но изменения обстановки продолжались – то и дело освобождались населённые пункты, зачитывались списки награждённых – я полностью перестал понимать логику происходящего. И, хотя цифры потерь не назывались, было понятно, что в этой мешанине они исчисляются на тысячи человек.

Что мы делали? Имею в виду с Мусенькой. Ничего особенного. Улучшали свою физическую форму, приводили в порядок дом и хозяйство, я участвовал в разного рода колхозных работах, когда требовалась малая механизация – два маленьких четырёхколёсных трактора, отжатых мною ещё в период их конструирования, исправно служили. Начиная с разгребания наносов снега и вывоза навоза на поля, заканчивая перевозкой телег с молочными бидонами или волочением брёвен для построек. Потихоньку обучил деревенских ребятишек этим премудростям и выкатил в адрес завода несколько портянок замечаний и предложений. Да, неуклюжие маломощные недотягачи продолжали собирать всё там же, на авиазаводе, потому что это требовалось армии.

Провели ревизию своего двухместного самолёта и опробовали его – ни капельки он не сгнил.

И никуда мы не рыпались – Сталин, как я понял, решил нас на какое-то время изолировать, а ему всё-таки виднее.

Так и шло время. Наступил новый тысяча девятьсот сорок третий год. В прошлой нашей жизни фрицы в это время сидели под Сталинградом. Неуютно сидели, но намного восточней, чем сейчас. А в этой реальности они не смогли дойти даже до Донбасса. И Днепрогэс нам взрывать не пришлось. К тому же я даже представить себе не мог, где окажутся фашисты весной, потому что очень уж непонятно выглядят происходящие на фронтах события – мы даже линию фронта на карте не можем толком отметить.

Заехал за нами тот самый младший лейтенант госбезопасности, с которым я поссорился ещё в Румынии. Отвёз на машине на аэродром, откуда мы и вылетели в Москву на Ли-2. И происходило это во второй половине февраля – самые сильные морозы уже оттрещали, но теплом пока и не пахло. Особенно пробирало по утрам – днём-то выглядывало солнышко, делая мир вокруг ярким и привлекательным.

* * *

Генерала этого я в лицо не знал, а представился он Павлом Анатольевичем. Встретились мы в его кабинете в здании на Лубянской площади, рядом с которым пока нет ни памятника Дзержинскому, ни магазина «Детский мир». Судя по тому, как Мусенька напряглась, уж она-то догадалась, кто это такой. Но говорить об этом сейчас было совсем не с руки.

– Нам нужно больше информации по персоналиям, участвующим в ядерном проекте американцев, – сказал он, едва завершилась процедура приветствий и представления. – А для этого мне рекомендовали поделиться с вами сведениями о том, что нами сделано и что удалось выяснить.

Проще всего оказалось с товарищем Бором. Письмо короля Норвегии оказало на этого датчанина самое убедительное воздействие, и он с удовольствием покинул оккупированную нацистами Данию, чтобы продолжить свои работы в нашей стране. Немного сложнее обстоят дела с товарищем Ферми. Один из его учеников по нашей просьбе связался с ним, но тот отказался бросить начатое дело, пока не получит окончательного результата… – Вопросительный взгляд в наши стороны и толчок Мусенькиного локотка мне под рёбра.

– Физики, они такие, – кивнул я с умным видом. – Нельзя их сдёргивать, когда идут исследования. А то и сами не заметят, как заведут всех за угол из-за какой-нибудь оплошности со знаком в формуле или неправильно прочитанной закорючки. Если этот самый ученик сотрудничает и с нами, и с Ферми, то всю нужную информацию мы обязательно получим.