Козырев с трудом согласился с ней. Он уже собрался сказать, что после выполнения задания она и Томас подвергнутся наказанию за нарушение субординации, как внезапно вспомнил — его сын был с ней. Это разрушило его броню и открыло человеческую сторону. Жизненно важный вопрос сопровождался шагом вперед:
— Где сейчас мой сын?!
— Он отправился за Осколком.
— Почему ты сразу же не сказала, что там Оскар?! — Рычание прорвалось сквозь зубы.
— Я должна знать, что вы мыслите здраво! Вы назначили меня на эту должность, и я требую с ней считаться! Раз я говорю, что мне нужно, значит, у этого есть достаточное основание важности! Ваш сын не должен быть выше Монолита, и вам это известно! Вы согласились до того, как узнали про него, — это заслуживает уважения.
Не то что Томас — даже Люба удивилась ее тону и характеру, который возымел от генерала реакцию, не менее пугающую для свидетелей, чем ее наглость. Сам Козырев не ожидал в себе такой злобы хоть на кого-то, не говоря уже о Насте, извечно примерной и порой даже слишком гибкой для работы юной девушки. Чутье сказало ему: сейчас такие люди нужнее всего. Проверяя на прочность Настю, Козырев смотрел в ее мрачные глаза и встречал неудержимое упрямство — она даже не моргала. В этом положении он достал наушник с напульсника, вставил в ухо и приказал проводить Настю и Томаса до вертолета, дать им все необходимое и принять ее командование.
Большой вертолет изначально был готов к вылету в ожидании худшего сценария для Козырева. Когда же Настя и Томас поднялись на крышу блока, он уже начал подготовку к взлету: лопасти начали раскручиваться, когда им навстречу пришел и позвал с собой капитан выделенного Козыревым отряда — Слэйд. Они все быстро оказались внутри вертолета, где шустро пополнили боезапасы, употребили первую за многие часы еду и переоделись в новые скафандры, как те, в котором был Бэккер. Только вертолет поднялся в воздух, Настя провела инструктаж, показала видео Роды и обозначила приоритеты. Все произошло быстро и без промашек, время уходило, и оставалось думать лишь об одном: успеют ли они спасти друзей…
— Какие мысли насчет этой Любы? — Вопрос Томаса вырвал Настю из пучины терзаний.
— Ничего не думаю.
— Что, совсем ничего? Мне показалось, что они теперь лучшие друзья с Козыревым.
— Если эти вопросы для того, чтобы меня отвлечь, то не надо. Спасибо, но не надо.
— Либо я пытаюсь понять, что творится у тебя в башке, ибо вижу, как ты теряешь контроль. — Требовательность Томаса удивила ее. — Твой подход там — это неправильно. Умолчать про Оскара и…
— Не важно. Все сработало! У меня есть работа, и я ее делаю, иначе погибнут наши с тобой друзья. Вновь!
— Ты перегнула палку.
— Нет, я сделала то, что могла сделать только я. Любой из вас на моем месте не дал бы такого результата, но вы сделаете другое, в чем уже я окажусь не столь сильна. Каждый на своем месте, иначе все зря.
Томас молча смотрел ей прямо в глаза, прекрасно ощущая личную подавленность из-за того, в кого превратилась Настя. Сам того не осознавая, машинально и безвольно он произнес очень чувственно, как обычно говорят про себя:
— Не становись таким человеком.
Что-то внутри нее кольнуло, это сразу стало заметно по глазам и сбивающему броню смятению. Она отвела взгляд, глубоко уйдя в себя на несколько минут, пока не услышала голос капитана через наушники о прибытии через десять минут. Настя вновь посмотрела на Томаса и резко бросила вопрос, дабы тот пресек ее нравоученье:
— Не хочешь с братом поболтать?
Он не хотел поднимать эту тему, желая изначально просто сделать работу независимо от того, кто рядом. Но стоило вопросу спровоцировать размышления об отказе в этом запросе, так оказалось, что уже проще и вправду перекинуться парой слов, нежели соблюдать неловкое молчание.
Томас посмотрел на Слэйда, сидевшего наискось ближе к кабине, на стороне Насти, и спросил, будто бы для отчета:
— Как Аня?
— На третьем месяце, уже второго ждем.
— Молодцы.
Внимательно поглядев друг на друга, крайне похожие друг на друга братья будто бы и вовсе отключили контакт между собой, чуть ли не забыв о последних словах. Но, как это и бывает, неловкое напряжение никуда не делось.
— Как закончим, — Слэйд заговорил громче, явно обладая большим артистизмом, чем младший брат, показывая профессиональное властвование над любой ситуацией. — Ты заходи, че уж, хоть родню повидаешь, а то пацан тебя и не знает, как-то неправильно это, не думаешь?