Внучка берендеева. Третий лишний

Несла щепу и мелкий сор… и кто-то плакать стал, кто-то кричал… а в той воде зазмеились зеленые худые тени.

Кикиморы.

Они, получивши волю, кинулися к селению, от которого сытно пахло человечиной. И облепили стены, и взобралися на крыши. Налетели стаею плакуши, заголосили, души выматывая. Тяжкими бревнами приплыли топленики, страшенные, как смертный грех.

Глядеть на это было жутко.

Но я глядела.

Не смела отвести взгляда.

— Я пришла, когда деревня уже почти… я стала звать… Надежа учил, и я стала звать… я готова была на все, лишь бы остановить… не скажу, что не думала сбежать. Думала. У меня получилось бы уйти, но… он не отзывался на мое слово. Сначала. А после…

…Хозяин вод выплыл огроменною корягой, кривою и скособоченной, растопырившей гнилые коренья. И с той коряги на меня пахнуло гнилью. Зашевелилась она, распрямилася. И встал… нет, не человек, человечьего в нем было на медяшку.

Две руки корявые и длинные, с плеч могутных свисают до самое земли. Пальцы горстью сложены, шевелятся, и меж ними белесое мелькает, будто черви копошатся.

Кожа-кора чешуею.

Голова приплюснута и зубаста, Глазьев в ней — множество, и все-то горят огнем.

— Сказал он, что залог я не сумела сберечь, а потому отныне и я, и все село принадлежим ему… и, стало быть, сотворит он с нами то, что нужным сочтет…

…а следом за хозяином поднимались из мути болотной его жены. Они выходили, как ушли, молоды и красивы… только мертвы.

Глаза пусты.

На губах улыбки.

Жуть.

— Я заступила ему дорогу… кто я такова? Знахарка обыкновенная, которой силу подарили. Которая сама не ведала, что с этою силой делать… и кто он? Вод Хозяин, болот повелитель… ему меня было, что муху… а не сумел… я ведь книжицу эту прочла не раз и не два. Я помнила ее распрекрасно… и одно заклятье… тогда мне оно показалось выходом.

Корчили рожи кикиморы.

Голосили бабы, детей к себе прижимая. Мужики стояли молча, стискивали кто топор, кто вилы, да только разумели — не справятся… и медленно, будто во сне, шли к домам людским мертвые невесты.

Поднялся ветер.

Небо сделалось черным, будто не желало видеть, что сотворит нежить с проклятою деревней. Может, оно и по заслугам, да только…

Ведунья вскинула руки к этому самому небу.

Она была махонькой, и вправду кукольною будто… и сила, которая потекла с пальцев ее, разве хватит оной силы, чтоб со всеми управиться?

Нет.

Она и не думала воевать.

— Я закрыла время… я знала, что с этим заклятьем управлюсь, что…

…сила утекала.

И отползла вода.

Отступила нежить.

Осклабился Хозяин вод, руку поднял, жен своих отзывая. Развернулся и в багну вступил, которая только хлюпнула сыто.

— Я отдала всю свою силу, которая была… и хватило ее… только вышло… как вышло. — Пересвята смахнула со стола лужицу. — Сгинули мы, как и не было… захочет кто выйти — и назад возвертается… захочет что переменить, а оно не меняется… что мухи в сосновой смоле копошкаемся. И люди, которые по первости благодарные мне были, что спасла, значит, роптать стали… может, оно и лучше, чтоб верная смерть… уйдут души к Божине, повинятся, глядишь, и простит милосердная. А тут… ни живые, ни мертвые…

Жаль мне было их?

Не знаю.

Своею волей, своею правдой жили. И кто ж виновен, что эта воля да эта правда кривыми стали?

— Если б я могла уйти… книгу вернуть… я знаю, что не сгинула та… я б отдала ее Хозяину… и он бы согласился, выпустил нас. — Мутные глаза Пересвяты посветлели. — Найди ее…

— Книгу?

— Агнешка мертва. Ушло и ее время. И наше… и невыносимо жить так, зная, что давно уже пора… тяжко это… отпусти нас… все одно вернетесь…

Квасные капли на полу поползли, растеклися, разлились не то лужею, не то цельною рекой.

И самого полу не стало.

…поплыло и лицо старухи… проглянуло сквозь него другое, знакомое до боли, а чье — и не скажу.

Шевельнулись губы.

Будто хотели сказать чего, упредить…

…где одно село проклято, и другому счастья не станет… могилу найди… и упокоится с миром… все мы упокоимся с миром…

Я закрыла глаза, не желая видеть, как тону не то в квасу, не то в болоте. А как открыла, то и поняла, что проснулася. Лежу в постели своей, мокрая, что после лихоманки, и трясуся.

А рядом Хозяин сидит и чешет волосья.

— Совсем ослабли, Зославушка, — сказал он, вздыхаючи. — Может, и вправду не надобна тебе сия учеба?

Может, и не надобно. Да только она у меня и осталася.

ГЛАВА 7 О невестах дареных

Царский терем поставлен был на месте сем во времена незапамятные. И сказывали, что будто бы поехал одного дня молодец на охоту, а возьми и день не задайся. То тетива ослабла, то стрела криво улетела, то вовсе лук треснул. А конь, спужавшись куропатки, которой вздумалося из-под копыт вывернуться, и вовсе полетел-понес… и принес молодца в место зачарованное.

Чем оно чаровалось там, сего легенда не сохранила.