Внучка берендеева. Третий лишний

И будет молиться Божине, чтоб цена эта посильною оказалась.

Впрочем, Безликий хоть и глумится, но знает, сколько и с кого взять. На жалость рассчитывать не стоит, но и безжалостным местного царя не назовут. Каждому по возможностям. А свой договор он исполнит честно. И значит, просить надо, пока слушают…

— Ишь, какой любопытный. — Безликий цокнул языком. — Иль наглый? Ты-то как думаешь?

— Гнать, — сквозь зубы выдавила Щучка, нисколько не устрашенная перспективою оказаться в дурном доме. То ли уже бывала, то ли знала, что тятька грозится, да дальше слов не пойдет.

— Слышь, Рудый, чего говорит? Никакого разумения… безголовая… в матушку… уж я-то ее учил, учил уму-разуму… не один кнут обломал. И что, думаешь, вышло? Нет… была дурою, такой и померла…

Левый глаз девки дернулся.

А губы растянулись в диковатой ухмылке.

— Эта тоже… ты с нею, Рудый, построже. Бей бабу молотом, будет баба золотом. Слыхал народную мудростю? Народ запросто так баить не станет.

Безликий стряхнул с колен золотые монеты, и они покатились, заставив нищего дернуться. Но встать без дозволения он не посмел.

Затих, уставившись жадным взглядом на солому.

А в ней уже шубуршало, шевелилось… точно не крысы. Крысам-то золотишко без надобности.

— Я не… — вскинулась было девка.

— Цыц, шалава… — велел Безликий, и она, сверкнув глазьями, заткнулась.

Разумно.

Ни к чему лишний раз злить того, кто и без причины зол постоянно.

— А ты, Рудый, слушай мою царскую волю, — и ногою стукнул.

Нога ж та — в сапоге дырявом, веревкою перетянутом. Пальцы черные торчат из раззявленной пасти, шевелятся. И воняет… Еська уже позабыл, как тут воняет.

Одежду потом только выкинуть.

— Исполню я твою просьбу, так уж и быть, — милостиво произнес Безликий. — Но и ты уважь старика, исполни мою…

По спине поползли мурашки.

Предчувствие было не то чтобы нехорошим… отвратительным.

— Видишь, Рудый, дочка у меня, хоть и без царя в голове, а все одно родная кровь… от родной крови грех великий отрекаться…

Щучка закатила очи, видать, речь этакую она слышала не в первый раз.

— А чего родителю для кровиночки хочется? Чтоб жила в покое и достатке…

— Я не хочу…

— А тебя, дура, не спрашивают. Пасть заткни и сиди тихо.

В Щучку полетела уже не куриная кость, но полновесная монета, которая ударила наглой девке аккурат в лоб. И единственное, о чем Еська пожалел, что удар этот был не настолько силен, чтобы лоб треснул.

Девка поморщилась.

— Так вот, Рудый… ты у нас парень холостой… с этою… как его там… пырсктивою…

— Перспективой, — поправила девка, лоб потирая.

— Во-во, с нею самою… мордой хорош, что кот на выгуле… в милости царское… чем не жених.

Сперва Еське подумалось, что Безликий шутит.

Конечно.

Шутит.

Не всерьез же о том…

— А у меня девка заневестилась. В самом соку… эй ты, шалава, скинь кафтанчик, покажи товар мордой.

Девка нехотя, но подчинилась. А от взгляда, которым она одарила Еську, ажно икнулось. Не прокляла бы… с этакой станется. Без кафтана она была еще более страшной, чем в нем. Из ворота драной рубахи выглядывали острые ключицы, полы расходились, и виднелся впалый, посеченый шрамами живот.

Еська закрыл глаза, чтоб не видеть этакого счастья.

— Что, не нравлюся? — шипящим голосом поинтересовалась девка. — Ты мне тоже…

— Ничего, — ответил Безликий со смешочком. — Стерпится — слюбится… ты, Рудый, не спеши морду кривить. Девка — огонь. Лупи почаще, чтоб знала хозяйскую руку, и будет тебе крепкое семейное счастие, как о том жрецы бают…

Он определенно сошел с ума.

Он…

В прорезях маски глаз не различить, да и темно.

— А заодно уж приглядывай, чтоб не прирезала ночью. С нее-то станется…

Девка потянулась за кафтаном.

— Вона, прежнего-то женишка живо на тот свет спровадила. Уж не знаю, чего там они не поделили…

Щучка губу закусила, крепко, до крови.

А ей происходящее нравится еще меньше, чем Еське. Если так, то… быть может, выйдет договориться? Безликому-то золото без надобности, а вот ей, глядишь, и пригодится.

Или не золото.

Матушка на многое способна и в малой просьбе не откажет.

И если так…

— Хорошо, — произнес Еська, хотя простое это слово далось ему с трудом.

— От! — Безликий хлопнул по колену. — Знал я, что Рудый наш — хлопец мозговитый… скоренько разберется в выгоде своей. И упорствовать не станет. Упорствовать тут глупо…

Мелькнуло что-то перед самым носом да и вошло в дверь заклятую ножом острым. По самую рукоять вошло. Еська лишь сглотнул.

А ведь всего-то предупреждение.

Не всерьез даже, забавы ради… если б всерьез, то не в дверь полетел бы ножичек, но в плечо. Аль в ногу. Аль еще куда, чтоб с болью, но не досмерти.

— И не обманет старика… это ж совсем совести не иметь надо, чтоб пожилого человека в заблуждение ввесть…

По спине холодок побежал.

Только отвечать Еська не стал — себе дороже… как-нибудь да сладится потом.