Внучка берендеева. Третий лишний

— Ишь, завернул… опосредованной работы… вечно вы, книжники, норовите усложнить простое. — Марьяна Ивановна отерла пальцы батистовым платочком. — А на деле сила — суть сила. И есть она во всем. В капле воды, в искре огня… в твоем от, боярин, дыхании. Способность силу эту ощущать, брать ее от мира — и есть дар. У одних он ярок, у других — слаб.

Она говорила спокойне, а я… я отчего-то вспомнила, как хоронили Милославу. И что Марьяной Ивановной сказано было, будто бы померла она от сердечной болезни.

И с магиками случается.

Мол, не сдюжило оное сердце такой тяжелой нервной работы. Подвело. Запнулося… будь рядом с нею целительница, глядишь бы, и спаслася б Милослава. А так-то… печальственно сие.

…об этое смерти шептались.

…я слышала.

…нет, не сказать, чтоб Милославу в Акадэмии так уж любили, просто… молодая ведь, а сердце. Вчера была, а сегодня нет… вот и пошли слухи.

Про проклятье смертное.

…про волка-перевертня, который к ней наведывался, а она, заместо того, чтоб помощь кликнуть, оконце открывала, привечала гостьюшку дорогого.

…про любовь запретную.

…про… много про что, только правды в тех разговорах — ни на грош.

— …чем больше человек чует силу, тем больше ее взять способен. И тогда говорят, что его Божиня одарила. — Марьяна Ивановна заправила прядку седую.

…на похороны она прибралась, как на праздник. Темно-зеленый летник надела. На волосы платок набросила узорчатый. И перстни свои сняла, и ожерелья, и заушницы… и стояла, опираясь на руку высокое дебеловатой женщины. Та, беловолоса, синеглаза, была красива, но отчего-то мне дурно сделалося от этакой красоты.

А может, не от нее.

Может, оттого, что людно было?

— …заклятья, которые вы учите, есть лишь инструмент. Как и жесты, и иные способы… допустим, те же бубны шаманские или вот костяные посохи, камни-концентраторы… все, что угодно, — это лишь способ силу подчинить, преобразовать первичную энергию а… скажем, пламя… или воду… в действие…

…на похоронах Марьяна Ивановна долго и много говорила о том, что была Милослава человеком редкостной души. И что смерть ея — утрата невосполнимая для всей Акадэмии.

Хорошие слова.

Красивые.

А женщина, пришедшая с нею, улыбалась, и так, будто бы вот-вот рассмеется…

— …это первая их задача. Вторая же — защита. Мир целен. Гармоничен во всех проявлениях. — Марьяна Ивановна повертела в пальцах крупную ягоду. Ее же бережно уложила в корзинку. — А магик, силу забирая, нарушает гармонию. И чем больше силы берет, тем сильней возмущение, коие именуется откатом. По сути своей это — эхо силы, которое словоформы, и жесты, и иные способы позволяют развеять без вреда для магика или же вред оный низводя до малости. Но чем серьезней заклятье, тем тяжелей оно дается…

Марьяна Ильинична подкинула ягоду, и та на землю упала, чтоб лопнуть, брызнуть черным соком, высвободить крохотное семечко. И то, лишь коснувшись земли, проросло.

Вылез белый хвостик корешка.

Развернулся хрупкий стебелек с парой листьев.

— …в то же время словоформы, выполняя роль стабилизаторов, — от любять они туточки словеса непонятные, — оттягивают изрядную часть силы, которой магик питает заклятие. И поэтому при работе напрямую с сырой силой способности возрастают.

Росток тянулся.

И стебель толстел, выметывал лист за листом, которые прям на глазах теряли зеленый нежный колер, хрупкость молодую.

— И уже не имеет значения то так называемое сродство, которое привязывает магика к определенной стихии. Сила — она сила и есть.

На тонюсеньких веточках появились бубины бутонов, которые, я и глазом моргнуть не поспела, развернулись белыми цветами. Запахло приторно и сладко.

А Марьяна Ивановна руку убрала.

— Сырая сила требует контроля и еще раз контроля. Искушение велико. И порой этому искушению поддаются, забывая, что сила и магика подмять способна. Одного сожжет, другого перекорежит… третьего… а третьего безумием наградит. Нет, вам с сырою силой работать неможно.

Стоял на том месте, куда ягода упала, кустик крохотный, двумя ладонями накрыть можно, но настоящий, черноягодниковый.

— Что ж, — Марьяна Ивановна вытащила из кошеля тяжеленную луковицу часов, — наше время вышло. Мне пора. А вы, господа студиозусы, не спешите, соберите ягод, будем зелье варить.

— Тайное? — Еська облизал пальцы.

И скривился.

— Отчего ж тайное? До тайных зелий вам учиться и учиться. — Марьяна Ивановна корзиночку подхватила. — Обыкновенное. Кровеостанавливающее… Зослава, что еще в состав входит?

— Бессмертник. И тысячелистник обыкновенный. Полынь горькая… — Я составу эту добре ведала. Варится она просто, небось и Егор, которому зельеварение давалося тяжко — не приспособленные были руки боярские, чтоб травы мять, — справится.

Он, верно, почуяв, так сказать, перспективу — у Марьяны Ивановны лаборатория такова, что, пока студиозус не сдаст, двери его не выпустят, — тяженный стон исторг. И на колени опустился-таки, смирив гордыню и черноягоденя кусту поклонившися.

— Вот за что мне это? — пробурчал он, когда ягода, сдавленная в пальцах, лопнула.

Матюкнулся б.