И тогда хан с досадой в сердце нарушил задуманное: приказал коннице не ждать, а ускорить удар на передние полки русичей и заманить их в долину к лесу, где была устроена засада. Половецкие застрельщики с воем и визгом понеслись вперед. Тучи стрел, сверкая на солнце, как черный дождь, осыпали русичей.
И вот тут-то свершилось непредугаданное. Стрелы не причиняли вреда русским дружинникам. Они отскакивали от стены высоких багряных щитов. Зато из-за щитов вылетали тяжелые стрелы и сулицы. Стрелы и копьеца неслись беспрерывно. Русичи медленно двигались вперед, скрытые щитами.
Кипчаки с гортанными криками и визгом бросались на эту багряную стену, но рассыпались от удара, как комья земли. А потом вдруг повернули и поскакали назад, к долине, желая завлечь дружину в западню. Но русичи не стали преследовать их, а продолжали надвигаться рядами, плечо к плечу. Вот они окружили копейщиков. С грохотом сшиблись полки, начали сечу, и тогда главные половецкие войска лавиной ринулись на русичей.
— А-а-а-а... — неслось над степью в громовом звоне булата.
Юрко рубил с яростью. Половцы в длинных с подвернутыми ролами халатах падали кругом него. Врукопашную, с длинными саблями они плохие вояки. Но их множество! Дикие лютые лица, оливковые — впрожелть, мельтешат перед глазами. Юрко искал Асапа: сперва сразиться с ним, потом пробиться к хану!..
Ханский стяг виднелся на пригорке — над шатром, но хана окружали отборные войска, воины с тяжелыми длинными копьями выставили их кругом, как черные жала. Юрко продвигался к ним и сек мечом слева и справа, не успевая разглядеть падающего врага, не замечая своих ран... И вдруг он увидел Асапа в черной вороненой броне и сияющем шлеме. Бился он в стороне, длинная кривая сабля мелькала над головой, как молния. И там, где рубил, не оставалось русичей... Скорее пробиться к нему, сразиться насмерть! Но путь Юрко загородил храпящим конем половецкий батур в огромном шлеме. Он замахнулся тяжелой шелепугой... Юрко рванул своего коня в сторону и взмахнул мечом. Рука половца отвалилась прочь, пала шелепуга, кровь хлынула на серый чапан. На мгновение мелькнуло свирепое лицо врага, искаженное болью. Юрко снова вскинул меч, и половец сполз вниз.
Битва разгоралась. Звон булата тонул в боевых кличах. Гудели удары палиц о щиты, трещали переломанные копья, хрупали стрелы под ногами, злобно визжали и ржали кони. Повсюду блестели на солнце вскинутые мечи, секиры, палицы... На много верст несся грохот боя.
Бились целый день. Солнце калило горячим пылом. Мучила жажда, губы запеклись коркой, руки в липкой крови устали смертно, плечи ныли больней, чем от молотьбы цепами... Отяжелели мечи и топоры боевые, даже руку со щитом трудно вскинуть... А кольчуги и шлемы все пуще накаляются под знойным солнцем, рубахи мокры от пота...
Под ногами стонут раненые, одни хватают врага за ноги и валят, другие бьют засапожными ножами... Сколько же еще биться, хватит ли сил?
Но вот конница Епифана Донка, выскочив из-за лесочка, неожиданно врезалась во вражьи толпы, и половцы начали отходить в открытую степь.,. Пришла победа! Юрко от радости не чувствовал, как ныли уставшие руки, не замечал, что кровь из рассеченного бедра стекает в сапог. Он пробивался вперед и вперед. Скорее к Асапу... Но тут половецкие войска разомкнулись, кинулись в стороны, и Асап оказался отрезанным от Юрко ворвавшейся в прогал густой лавиной русичей.
И в этот миг далеко за спиной Юрко раздался дикий вой и крик. Там, в тылу, на русичей внезапным наскоком ринулись из долины спрятанные в засаде конники...
Расчет Беглюка был правилен. И все-таки хан не все предугадал: когда половцы прорвались в тыл русичей, перед батурами сплошной стеной встали никогда не виданные крытые повозки- щиты. За ними не было видно ни коней, ни воинов. Но они сами двигались и это было непонятно и страшно: вражеские духи ведут их! Оттуда навстречу половцам засвистели стрелы.
— Это арбы смерти! Их сделали лесные духи — лешие! — пронеслось по ватагам половцев. Никто еще не видывал таких воинских чудес. Только седые батуры помнили, осмоленные ладьи князя Киевского Изяслава Мстиславовича, за бортом которых не видно было гребцов, а сверху на дощатой палубе стояли ратники в непробиваемой броне и из луков расстреливали плывущих. И теперь много половецких воинов полегло около повозок-щитов.
А тем временем полк русичей прошел в обход долины и ударил по половецким обозам. Битва перекинулась в половецкий тыл — самое уязвимое место. Здесь было много стариков и юношей, не обстрелянных в боях, много женщин. Под их перепуганный визг половецкие повозки, скрипя и посвистывая колесами, ринулись в разные стороны по степи, и русские конники ворвались в гущу вражеских войск. Пали половецкие стяги. Бежали половцы! И оставалась позади земля, красная от крови...
Когда Беглюк увидел, что русичи перехитрили, что половецкие воины не выдержали натиска, смешались и спешно отходят, он приказал трубить отступление к становищу. Яростная злоба била его до дрожи.