Внук Бояна

Читая и перечитывая «Слово», мы можем шаг за шагом уяснить, что любил и почитал автор, что ненавидел, чему радовался, что представлялось ему горем. ,Мы можем узнать даже такие подробности, которые на первый взгляд почти невозможно выяснить. У каждого художника, например, есть свой любимый цвет. Любуясь творением Андрея Рублева, мы не можем не обратить внимания на сочетание голубого с золотистым. Цвет небес в сочетании с цветом спелой ржи и породили цветовую гамму гениального древнерусского изографа. Обратим внимание на то, какие достаются награды любимому, наихрабрейшему герою Игоревой песни после тяжелой схватки: «Червень стяг, бела хоругвь, червлена челка, сребрено стружие хроброму Святославовичу». Краски поют, переливаются золотом, искрятся оттенками, как на мерцающих мозаиках Софии Киевской. Говорят ли что-нибудь эти подробности о поэте? Несомненно. Но они скажут нам еще больше, если мы вспомним исторические подробности. Не будем также забывать, что в Средние века цвет не был элементом одного только украшательства, что он говорил не только глазу, но и разуму. Цвет был знаком, опознавательной приметой, по которой даже неграмотный узнавал персонаж, воспроизведенный на фреске. В словесном искусстве не было такой обязательности, но ‘писатели чутко чувствовали колорит и любили напоминать о нем читателям. Игорева песня и сегодня воспринимается нами и в цветовом контексте, который отличается богатством, разнообразием красок и их переливами, оттенками, переходами.

Нам трудно представить писателя без биографии. Не раз предпринимались попытки в художественной форме воссоздать облик и жизнь Великого Неизвестного. О нем выдающиеся поэты писали стихи. Некоторые из них получили широкую известность. Но чувство неудовлетворенности не покидает пас: Мы жаждем узнать, каким же на самом деле был поэт. Предпринимались •опыты художественной биографии. В предвоенную пору прозаик и поэт Иван Новиков написал повесть «Сын тысяцкого». Он не называет имени своего героя, но точно обозначает его происхождение, рассказывает о приключениях, которые он пережил в походе вместе с храбрым, но своевольным князем. Повесть Ивана Новикова многократно переиздавалась. Она занимает скромное, но достаточно почетное место в ряду книг, посвященных творцу «Слова».

Последние годы одарили, нас многими интересными открытиями, связанными— прямо или косвенно — с Игоревой песнью. В частности, на стенах Софии киевской найдена надпись о продаже наследниками земли Бояновой. Эта запись интересна для нас по многим причинам. В числе других доводов, к которым прибегали скептики, был и такой: имя Бояна встречается только в поэме, его нет в других древнерусских источниках. Теперь этого уже не скажешь. Не исключено, что в найденной надписи речь идет именно о певце, которого вспоминает автор произведения. Ныне в старейшем русском городе Трубчевске установлен памятник великому песнотворцу.

Исследователи обратили также внимание на то, что в поэме встречается выражение «того внуку». После долгих и всесторонних обсуждений ученые пришли к согласию, что внуком Бояна называет себя автор «Слова». Конечно, нам теперь трудно решить, является ли это выражение художественно-условным, метафорическим или говорит о подлинном, кровном родстве создателя поэмы с певцом, которого он любовно именует «соловьем старого времени». Во всяком» случае, перед нами тонкая, но все-таки несомненно существующая ниточка в лабиринте загадочной биографии. К этой-то путеводной полоске и обратился саратовский писатель Сергей Константинович Розанов. Он написал историческую повесть «Внук Бояна».

Несколько слов о создателе повести. Жизнь Сергея Розанова неотрывна от саратовской земли: здесь он родился, провел годы детства и отрочества. Был участником гражданской войны, закончил в двадцатых годах топографическое училище. Стал изыскателем, проводящим жизнь в палатках с апреля по ноябрь. Исходил степи Казахстана, Калмыкии, Донщины, Заволжья. Вел изыскания, связанные со строительством знаменитой Куйбышевской плотины, участвовал в строительстве Волго-Дона, в мелиоративных работах в Заволжье, в поисках и открытии саратовского газа и нефти. «Жил в степи, — говорит писатель, — поэтому степь и полюбилась. В моих книгах степь — одно из действующих лиц». Естественно, что размышления о степи и привели Сергея Розанова к Игоревой песне, в которой поэзия степного раздолья выражена с большой художественной силой. Собственно, все книги писателя в той или иной степени связаны с этой его основной темой. Писатель отмечает: «Мне приходилось жить в юртах, наблюдать быт степняков-кочевников. Поэтому, когда я обратился к историческому повествованию, мне, думаю, удалось достоверно нарисовать половецкий стан. Ядро этой легенды, положенной в основу повести, услышал я от паромщика на Дону в начале тридцатых годов».