Внук Донского

– Знамо нам тея хитренность, Борис Васильевич, егда от намёта[441] татарския нас не снабдел[442]. Еретики из Новуграда пришед, сеют смуту в Чухломе. Стригольники ся рекоша. Митрополит Фотей наказывал строго всяк правоверным государям сих прелестников дьяволевых в темницы без раздумий влещивати[443], – горячился боярин Морозов, – Не сопращим сию новгородску срящь[444] в Чухломе, расплежитеся[445] она по державе нашей.

– Кои стригольники те мращатеся, Семён Фёдорович? Древле их исторгли в Новуграде да во Пскове, – рычал ему в ответ Жеховской, – А намёт татарски тей друже Кирияк не предварил[446]. Куповаша[447] князя Булгарска московцы, дабы те зориша наши грады и веси, тощиша[448] мощу державы нашей. Ныне московцы сеяша пряния[449] меж галичан, жогша веси в порубежье, торжников наущаша[450] не ехати с хлебом в Галич. Боярин Всеволож хоче нас гладом уморити и тем на колени ставити. Без брани не разумлю исход сего ряда.

– Нам с Москвой полюбие держати понуждено и порядие в державе блюсти, – настаивал дворецкий. – Замятню ордынцы воспримут паки к приобряще сей, литвины приде, княжата всполошатеся. Вся токмо нашим разором закончится.

– Пряние порядить благодушно мочно, – стал на сторону Морозова боярин Чешок. – С боярином Всеволожем боле не мню рядитися. К митрополиту Фотею ехати нать, егда он из Литвы воротитеся. На нас он добре взирае. Сладились обаче в позапрошлолетье с приобрящей нашей.

Незаметно дума переключилась на внешние дела. По этим вопросам спикерство перехватил боярин Данила Чешок. У него в руках оказалось письмо, прибывшее голубиной почтой из столицы литовского княжества от одного из его соглядатаев. Думный дьяк зачитал послание:

– Во граде вся людие ждут приезда киличеев имперски с коронами для Витовта и его жены Юлианы. Грядут праздненства долги да ослабы[451] урочны. Зрел надысь княже унота московска Василея. С рыцарьми иноземны в игрищах тешася и горожан задираша. Мнозе в сей град вятша лице со вся света пришед да ждеша коронацию. Возы со снедью непреемным[452] током[453] овамо леща…

Однако заседание сильно затянулось. За окнами рдел закат. Мне поднадоело тут торчать и отсиживать костлявый зад. Почему бы иногда не делать небольшие перекуры, хотя бы для разминания мышц, отвечающих за сидение? Курение бы сейчас оказалось великим благом. Пусть не табак. Курили же наши далёкие предки какие-нибудь травы? Должны курить.

Дьяк наконец-то закончил чтение, откланявшись. Бояре стали высказываться по поводу услышанного, порой перебивая друг друга. Неожиданно для себя обнаружил, что сформировались две почти равные по численности партии. Одни советовали князю как можно скорее перейти под руку сильной Литвы, выговорив себе особые права по примеру вассалов в имперских землях. Это позволило бы защититься от притязаний Москвы, татарских набегов и ордынской дани. Ха, а вассальные выплаты литовцам станут чем-то лучше? Другие порицали первых за желание подпасть под владычество латынян и хотели сохранения статус-кво с зависимостью от Орды, обосновывая такую позицию тем, что татарове веру нашу исконную, православную не трогают. Пролитовскую позицию защищал боярин Морозов, а ему противостоял игумен Паисий и, естественно, князь Жеховской.

– Князь Витовт хоть и в латынянскую веру крещен, православных не ругае. Купно с католиками их почитае. Мнозе бояр русских служат ему. Неже[454] вящше их буде в Литве, имже[455] зельне тамо дух русски воспряне. Сам митрополит Фотей в чести у государя литвинска и не допустит израды противу веры нашей, – высказывал свои доводы боярин Семён.

Фотий по своей роли напоминал кардинала Ришелье при слабохарактерном Луи XIII, короле Французском, исполняя при малолетнем князе Василии III функции первого министра.

– А кои на стол литвински сядут, аще сроки Витовтовы источатеся? Король польски Ягайло, ово сыны его наследуют по грамотам докончальны Витовту. С ним паны польски с бискупы[456] католически на Литву прянут, яко псы алчущи и гнести станут люд православны. Израда сотворитеся велия супротив самого Господа нашего вседержителя, – веско стоял на своём старец.

– Договоры докончальны меж правителями Польши и Литвы многажды изменяшася. Днесь несмо вемы остатни хотения[457] Витовта. Подсылым моим не удалось паки уведити[458] сие. Свитски глаголиша, иже писаря во дворец глашаша[459]. Мужи вятши правоверны не потерпят короля Ягайло на столе литвинском. Сие мнит буде, иже Литва стане Польша, – посчитал нужным сделать пояснения боярин Чешок.

– Василий по мати сея Софьи унук есть единородны[460] Витовту. Князю православну стол литовски обходим[461] по руди и по правоте[462]. Аще в Литве станут чтити Витовтово семя, ино он стол отичев поимет, – снова выступил Морозов.

– Не позволят православну пояти стол литвински, аще токмо Васька не израде веру исконну, – поправил своего соратника отец.