Внук Донского

– Остави мя, государь, за кривословие, – начал говорить боярин Василий с покаянного глубокого поклона, – Снуждею[573] сие есть. Новуград крепок суть торгом с немцы. Без сего пособа мы древле бы оскудеша[574] и снедашася. Зиму вспять[575] ганзейски стареи возведоша[576] нашим гостевым сотням[577] пошлины новы за провоз товаров по понту[578] Варяжску. Де разбойнички водны, рекомах витальеры[579], буяша[580] зело. Отлог[581] велий лодьям и гобине лещах. Старосты сотенны печалуют, глаголяша, иже торговати без лихвы нелеть. В досюльно мое посадничество докончанья чиниша с ганзейны стареями о заедине. Орденцы спяша нам, страшахуся[582] сами в отлоге быти. Ныне ганзейцы паки нас к заедине зовут, абы купно пути торговы блюсти. Флот требно сотворити и кормити[583] с людьми оружны, смаговницами и зельем огненным. Гобины мнозе исперва влещити требно. Сотни гостинны не могутят сии иждения, Господе метатишася. На мнозе мы рядиша тую тугу и помыслиша гласным безотлынно полутора тысящи влещити, а прочим боярам по хотениям их. Всякоже годе[584] сотворитися, нежели с сяко пошлиной соглашаться. Аще пособишь ми, княже преславный, гобиной требной, вящность и грядущность мою спасёшь. Под залог ряда земли сеи на важском устье готов приметати[585].

Боярин поднялся и снова склонился перед князем в глубоком поклоне.

– Василий Никитович, а суда военные, которые на деньги новгородские будут построены, кому станут принадлежать? – поинтересовался я очевидным.

– Аще ряд докончальны сладится, единаче станут владети Ганза и Новуград, – объяснил боярин.

– А управлять ими кто станет?

– Знамыя в понтских детелях мужи в иноземье обрящутеся, – как-то неопределённо промямлил новгородец.

Больше спрашивать у боярина чего-то не имело смысла. Или они там все такие простодушные, во что очень слабо верилось, или же они ждут от предстоящего договора чего-то более существенного, о чём не стоило говорить никакому князю с окраинных земель со своим въедливым сынком.

Возникла техническая пауза из-за заполненных ртов. Князь медленно тянул из кружки рейнское вино и явно ждал продолжения моих вопросов, боярин тоже попивал хмельной напиток, напряжённо глядя на отца. Вино действительно было приятно потреблять малыми глотками.

– Было бы неплохо помочь Новгороду великому в этом деле, и дай Бог боярину Василию вновь стать посадником, – вякнул я, откашлявшись после першения в горле.

– Рядцев к те пришлю, яко грамоту закладну чиниша. Дам те гобину прошену, – сразу же постановил князь, обращаясь к боярину.

Уходить отец не спешил. Вино в глиняных бутылях действительно поражало чудесным вкусом. Как обычно, если собираются два мужика, то начинаются разговоры о бабах или о политике. Чем старше мужики, тем сильнее бабы вытесняются политикой. Естественно, Литва, порядком надоевшая, всплыла со всеми своими прикрасами. Боярин Никитович оказался довольно-таки хорошо проинформированным деятелем. Видимо, близость к Западу играет свою роль.

– На Рождество Богородицы стар князь литовски Витовт обряще корону королевску, от императора Сигизмунда прилещах. Нов король силу яви, секраты[586] ряды с государями овы и молодши соладити и настольника по сея воле нарещи, не озрях родши да бояр. Людие молвиша, иже дщерь его Софья настольницей стане негли, ово ея отрод Василей Московски. Согласятеся ли бискупы зрети православна монарха во главе Литвы? Мню я, иже митрополит Фотей не стане претися прозелитству[587] Василея с матерью в латынянство. Аще князь Василей на московском столе изостане, то Русь православна кане[588] ноли.

Приятно, когда случайный человек почти полностью подтверждает твой, высказанный ранее, аналитический прогноз, и что батя, понимая это, пучит глаза от удивления.

– Не гневи Господа, боярин Василей. Владыка Фотей не стане пособляти латинянам веру православну губити. Верю ему, – пьяно пробухтел батя, нахмурив брови.

– Митрополит Фотей из еллинов[589] проистече. Сии мужи ныне торгутеся с папистами об уроках единения церквей. Пособь они хотят пояти от королей заходны[590], дабы спасти сея ромейска отчины. Лезут на них османы зельне. С Витовтом митрополит сошед до рачения братовы, поне десятилетиями преду пряшася яро. Киевску кафедру ему князь литвински возвратил. Яко воздаст ответно Фотей, токмо мнити мочно, – постарался оправдаться новгородец.

– Царь нам пособит, – неуверенно произнёс князь.

– Хан Улу-Мухаммед буде помнити пособь, кою ему деял Витовт в ратьбе с ханом Боратом за стол Золотой Орды. Мню, иже они древле промеж ся порядилися яко Русь поделити, – снова высказался новгородец.

– Камо не суй, окрест почечуй. Одолевае нас латынянство да басурманство, – горестно вздохнул отец и строго добавил: – Ваську сытити серебром и мехами в тоем разе ненать. Сие яко клопа в лежаке сеим рудью питати с тем же толком.