Внук кавалергарда

Капитан-лейтенант Лебедев, командир взвода морской пехоты, минут на пять пришел в сознание в лазарете. Очнувшись, он схватил за запястье руку военврача, осматривающего его, горячо и невнятно зашелестел губами:

— Как там мои, сколько погибло?

Военврач расцепил его хваткую кисть и спокойно заверил:

— Все хорошо, вы отбились, потери небольшие, все хорошо.

И, обернувшись к стоящему за спиной генералу, тихо сказал:

— Надо срочно отправлять его в военно-полевой госпиталь в Ростов, у нас, к сожалению, нет надлежащей аппаратуры для операций такого характера: у него же осколок под сердцем и два осколка в животе.

Генерал понятливо покачал головой и тут же крикнул адъютанту, стоящему на выходе:

— Срочно мой вертолет и вертолет сопровождения, а разведку МВД под трибунал, за лживые разведданные.

На третий день под утро Николай пришел в себя и стал удивленно разглядывать палату, в которой лежал после срочной операции.

«Надо же, — улыбнулся он слабо, — как барин, лежу. В одноместной палате, даже с цветами. А сколько здесь аппаратуры всякой, — покосился он с восторгом на развешанные по стенам и стоящие подле его кровати медицинские приборы, назначения которых он не знал и даже не догадывался. — Вот ведь умные люди какие», — с уважением думал он о врачах. И вдруг с немой болью вспомнил, как его бабушка ходила с палочкой в больницу за лекарством. Ждала там часами, а лекарств в деревенской аптеке, как всегда, не было. Возвращалась ни с чем. Так и умерла от боли в сердце. А он вон как лечится! Да еще как лечится, все мудреные железяки на него работают. Из мертвого живого враз сделают. «Сколько тут аппаратуры мудреной. Вон даже зеленый глазок мигает, и на экране зигзагообразная линия ритма его сердца бежит. Вот бы бабушке тогда такое, о-о, сколько она тогда бы еще прожила», — прочувствованно думал он.

В окно со светлой улыбкой заглянул рассвет. Николай любил раннее утро, его свежесть, его чистоту, как приход новой жизни. Но память все навязчиво крутила картины из его прошлой жизни. Вот в их доме полно грустных людей, плачут мама и бабушка. Это хоронят его отца. Он не помнит его лица. В памяти остался мужчина высокого роста, с бородкой. Или таким он запомнился по снимку, где сфотографировался вместе с мамой. Отец был электриком, и его убило током на маслозаводе. Он там что-то налаживал, и кто-то по ошибке включил рубильник напряжения. Больше Николай не знал ничего.

А вот ему уже лет шесть. Он сидит на полу и рисует, а мама, красивая и молодая, складывает одежду в шифоньер и улыбается, когда оборачивается к нему. Именно такой она и осталась в памяти Николая. Той же осенью она поехала с двоюродной сестрой покупать ей новое пальто в Оренбурге, и вот уже прошло почти двадцать лет, как они пропали. Куда только дед не обращался за помощью в поисках пропавших детей, но везде слышал один ответ:

«В Советском государстве не может быть такого».

Затем наступило время, когда в стране все полетело к чертовой матери. Началась полная неразбериха. Ненасытное ворье и спекулянты пришли к власти. И разбазарили выскочки от власти когда-то могучее государство за несколько лет. Оно стало безыдейным, как пустышка.

Какое тут кого-то искать, тут себя бы не потерять. Одни пухли с голоду, другие жирели от изобилия в личных закромах и никак не могли насытиться. Миллионеры росли как грибы. Демократичное правительство разделило людей на нищих и богатых. С нищих, которые построили эту страну, стали сдирать все, и оставили в чем мать родила. Богатым отдали все, что создали нищие: заводы, пароходы, нефтяные вышки.

Но эти воспоминания, впрочем, не для раненного под сердце, — остановил он в своей памяти скачки в безрадостное прошлое.

А через год схоронили бабушку. Она до последнего дня не верила, что ее дети погибли. Ни живыми, ни мертвыми в Оренбурге их никто не видел. Как испарились. Милиция беспомощно разводила руками, предполагая немыслимое:

«Может, они пропали в поезде, а может, родню встретили, к ним и заехали».

Дед никогда не верил в эту чушь, никакой родни у них в Оренбурге не было. Но не верил он и в их смерть, всегда убеждал Николку:

— Я не знаю, что стряслось с имя в дороге, но, как пить дать, рано или поздно они возвернутся. Видишь ли, людев сейчас по белу свету много поганых, от их вся дрянь и идеть. Должно быть, на их деньги позарились нелюди. Ну, ничего, Бог есть, он все видит. Бог не Микишка, как даст — то шишка. Всем воздаст по заслугам. А девоньки мои всенепременно возвернутся живыми и здоровыми.

А ночами он плакал. Колька, лежа в своей постели, слышал горькие дедовские всхлипывания. Он так и умер с живой надеждой на то, что девоньки возвернутся всенепременно. Николай тогда уже заканчивал десятилетку и готовился к большой жизни.

Соседи помогли похоронить деда Ивана. А спустя девять дней Николай забил досками окна, посидел на крылечке опустевшего дома и, закинув на плечо котомочку с учебниками и харчами, отправился в Оренбург пытать свое счастье.