— Фельно, — звонко согласился шпингалет. — А ты меня на калабле плакатишь? — через секунду спросил он.
— Плакачу! — согласился Николай, подделываясь голосом под карапуза. — А на днях вот в магазин детские велосипеды завезут, я куплю тебе его, будешь с бабушками за ягодами ездить.
Никитка резко остановился и, вытаращив от услышанного большие глаза, выдохнул восторженно:
— О-о, лисапет!
Николай заметил, когда в их доме появился славный Никитка, на лицах остальных жильцов застыла благодатная улыбка. Он приносил такой им необходимый покой и умиротворение в побитые жизнью души. Он был лучиком солнечного света среди уставших от бестолковой жизненной суматохи людей. Он был кусочком счастья.
Пришли на берег пруда и размотали удочки. Через пять минут у Никитки клюнуло, и он, вскрикнув, вытянул маленького ершика. Николай заметил, что он долго не забрасывает удочку. Обернулся. Мальчишка сидел на корточках перед рыбкой, с удивлением и испугом смотрел на бьющуюся в траве рыбку.
— Ты чего, Никита, не ловишь? — спросил его Николай.
— Она кусается, — выдохнул тот.
— Колется, наверное? — улыбнулся он и тут же подумал: «Хрен редьки не слаще». — Отцепил ерша и предложил мальчишке: — Давай отпустим обратно в пруд.
— Тавай, — согласился с радостью тот.
Они просидели почти до вечера, хорошо, что обед с собой взяли, но на уху все же поймали. А в целом ерунда была, а не рыбалка.
— Разве это рыбалка? — сетовал по дороге Николай и плевался расстроенно.
А Никитка бежал впереди вприпрыжку и заливисто хохотал. Николай тоже ухмылялся, но жаль было потерянного зазря времени.
— Ничего, Никит, мы завтра на Самару с тобой пойдем. Знаешь, сколько там рыбы? О-го-го, сколько. И мы всю поймаем, — убеждал мальчишку Николай, сам не веря в сказанное. — Вот только с утра червей прикопаем и пойдем.
Женщины с полными ведрами ягод пришли чуть позже. И сразу в доме начался смех и хозяйственная сутолочность. Задремавший было дом ожил. Женщины варили варенье и уху, допытываясь у Никиты про рыбалку. Мальчишка врал, как положено рыбаку, не врал, конечно, но сочинял небылицы. Как он упустил большую щуку. И как ругался на него дядя Коля.
Спать легли поздно. Женщины, повязав головы косынками, со смехом полезли на свой сеновал, как партизаны в лес. Машенька с Никиткой ушли в спальню.
Николай покурил на веранде, и там же, бросив на голую кровать тулуп, задремал чутко.
Проснулся оттого, что кто-то вкрадчиво постучал в дверь.
— Кто там? — спросил спросонья Николай.
— Милиция, — басом ответили с улицы.
«На черта она здесь»? — подумал он и пошел открывать дверь.
Выключатель света был в доме, и Николай, открыв дощатую дверь, различил на крыльце две смутные фигуры в милицейской форме, а за ними человека в белом халате.
— Проходите, — сказал Николай, так и не поняв, зачем они здесь и в такое позднее время. Выглянул с крыльца во двор и заметил, что там у калитки стоит маленький человек.
Он не успел обернуться к вошедшим, как рослый милиционер ударил его рукояткой пистолета по голове. Николай подрубленно упал на входе.
— Теперь сам его тащи в дом, — вспылил второй милиционер, нервный и плосколицый.
— Не вякай, Дикарь, — рявкнул горилла. — Ему уже никакого укола не надо. Быстро в дом, и за работу с бабой. А ты, Артист, обследуй этого морячка.
— Че я тебе, доктор, что ли? — огрызнулся парень в халате.
— Ну, этому лекарство уже не потребуется, — убежденно заявил здоровяк, отправляясь за Диким в дом.
Николай очнулся от оглушительного крика Никиты. Он непонимающе потряс головой, глянул на темный проем двери и, опираясь о стену веранды, тяжело поднялся. С головы стекала кровь на щеку, и он, бормоча: «Все это пыль для моряков», — пошел неловко, пошатываясь и придерживаясь рукой за стену, на крик ребенка.
На кухне также не было света, он лился из спальни, где происходило непонятно что. На кухне, в дверях, наблюдая за происходящим, стоял человек в белом халате. Николай подкрался к нему бесшумно и резким ударом обеих ладоней по почкам вырубил его. Оттащив разом ставшее безвольным тело к перегородке, он выдернул из висевшего на стене набора кухонных ножей самый большой мясной тесак и выглянул в зал.
Там плоскомордый милиционер тряс Машеньку, свирепо рычал ей в лицо:
— Где тетка?
Никитка толкал его в ногу, визжал и плакал, захлебываясь слезами.
Милиционер-горилла выбрасывал постельное белье из спальни, требуя ревом от плоскомордого:
— Дикий, узнай, где баба? Пасть этой суке порви, но узнай.
Тот, кого назвали Диким, зло толкнул Машеньку на пол и тут же задрыгал ногой:
— О-о, щенок, кусаться? — взревел он и пнул Никитку. Никита отлетел к шкафу и сильно ударился об него.
Николай метнул нож плоскомордому в грудь и бросился в спальню к горилле.
В это самое время зазвенело разбитое стекло, и пуля ожгла ему предплечье. Николай, перевернув круглый стол, спрятался за ним, успев крикнуть Машеньке:
— Лежите!
За окном стреляли еще два раза, но оба раза попадали в стол.