Внук охотника

Колышутся под легким дуновением метелки вейника, в эту пору пушистые настолько, что кажутся клочками шерсти со старой дошки охотника-эвена. Каменные лбы утесов, лишь только их коснется солнечный луч, начинают потеть — настыли за ночь.

Даже и в угрюмой суровости есть красота. Удивительны эти необжитые, дикие края! А сколько таят они в себе неразгаданного! Какие сокровища они еще скрывают! Человеку всегда, когда он хотел взять что-то у природы, приходилось вступать с нею в борьбу. Она ничего легко и просто не отдавала. Прекрасная, великая, сильная, она всегда, прежде чем уступить, словно спрашивала: «Прекрасен ли, велик и всесилен ли ты, человек?»

Некогда любоваться утренними красотами Владимиру Лукичу и Мичилу. Они торопливо закончили легкий завтрак, и Владимир Лукич, достав из полевой сумки топографическую подробную карту, развернул ее перед парнем.

— Бери лист бумаги, рисуй… Вот видишь эту жирную ленту? Это та самая речка, вдоль которой сейчас идут наши. Сегодня они вот у этого изгиба. Здесь место дневки. Теперь вот смотри сюда. — Карандаш Владимира Лукича скользнул вверх. — Видишь эту линию? Вьется-извивается змейкой. Не узнаешь эти изгибы?

— Узнаю. Здесь мы с вами шли.

— Совершенно верно… Здесь мы останавливались вчера. Сейчас — здесь наша палатка. Теперь — вот этот лог. Не тот большой, где я вчера провел весь день и вечер, а вот этот. Ну-ка смотри. — Не отрывая карандаша от карты, Владимир Лукич поднял голову и свободной рукой указал на темную долину меж двумя невысокими утесами напротив. — Вот здесь прямой путь. Проследим его подробнейшим образом. Смотри на карту. Рисуй. Так, так. Хорошо. Рисуй все подробности… Самое главное: не терять ориентира. От одного к другому, к третьему. Не сбиваться с маршрута. На горы не взбираться. Горы очень обманчивы.

Владимир Лукич отрезал хлеба на два привала. Завернув в газету, положил его в пустой рюкзак. Мичил подумал, что тридцать пять верст и с одним привалом одолеть легко, но ничего не сказал: рано еще ему учить Владимира Лукича… Чуть не задохнулся от радости, когда Владимир Лукич вручил ему тридцатидвухкалиберное ружье и патронташ. Но как ни радовался новенькому легкому ружью Мичил, а не забыл, как это делал всегда перед дорогой в тайгу дед, проверить нож: на месте ли, не затупился ли? Повесил его поудобнее на ремень сбоку. Надел кожаный, уже видавший виды картуз, в котором приехал в Якутск из тайги и в городе его не носил, а вот в экспедицию снова взял. Завязал на груди лямки вещмешка. Ружье — к ноге и стал совсем готовый, по-солдатски сосредоточенный.

— Ну, в путь! — Владимир Лукич положил руки на плечи Мичила. — Держись, сынок. Крепись. Будь строгим в тайге. Тайга как фронт. Да что тебя учить: ты сам тайгу с пеленок знаешь… В путь. Счастливо…

Сверкнув в улыбке ровными рядами зубов, по-военному строго повернувшись, Мичил взбросил на ремень за спину ружье и твердым шагом пошел прямо к логу, темневшему в отдалении.

Валуны. Валежины. Каменные осыпи. Сначала как будто вилась какая-то тропочка, а потом под ногами мох, мох, и ничего более. Но Мичилу и не нужно никакой тропочки. Солнце должно светить в левый висок, впереди должна маячить крутолобая вершина. Вперед. Вперед. Вперед.

Шаг неторопливый и неслышный, как у охотника: не хрустнет веточка под ногой, не звякнет камень. Глаза внимательно обмеривают каждый кустик, уши не пропустят ни единый самый легкий звук. Вперед. Вперед. Вперед.

Задание важное. Как настоящее военное… «А мог бы я выполнить настоящее военное задание?»

Мичил посмотрел на свою тень, падавшую на ровные мхи, и эта тень ему понравилась. Настоящий большой партизан с ружьем за плечами. Вещмешок. В вещмешке, наверное, динамит. Партизан идет на задание. Повстречались враги. Мичил сбросил с плеча ружье. От камня — к камню. Перебежкой. От куста — к кусту. Всех бы уложил!.. Идет он дальше. Опять враги. Огонь! Огонь! Вперед перебежками… Э, солнце-то уже светит в затылок. Нехорошо. С пути нельзя сбиваться. Где эта самая крутолобая гора? Вот она. Прямо на нее. Только прямо.

На полдороге почувствовал, что притомился. Теперь впереди уже другой ориентир. Теперь уже солнце светит прямо в лицо. Теперь уже обступают со всех сторон высокие, начинающие желтеть лиственницы.

Встретив на пути большое, поваленное бурей дерево, сел на него отдохнуть и поесть. Жуя хлеб, казавшийся сейчас особенно вкусным, посмотрел на макушку горы, нависавшую совсем близко. Это не та крутолобая, направление на которую держал сначала. Эта похожа на кучку песка, когда его сыплют из руки: ровные края, острая макушка.

«А все-таки на самой вершине хватит места на одну палатку, — подумал вдруг Мичил. — Вот интересно бы там пожить. А зачем жить? Просто побывать там и то интересно. Посмотреть бы оттуда: все вокруг как на карте у Владимира Лукича. И ту речку, где сейчас наши, тоже, конечно, видно. Э, давай-ка взберусь туда! Времени у меня еще много. До вечера все равно к своим дойду».