Прямо беда с ней! Если бы ее можно было выбросить за борт, как, допустим, кок выбрасывает после обеда оставшуюся пищу. Или, может, где-нибудь ее потерять…
Наверное, без совести жилось бы куда лучше.
И вот на одном корабле матросы решили избавиться от такой обузы, как совесть. Перед выходом в море они отошли как можно дальше от корабля, легли на землю и стали кричать:
— Не выйдем в море! Не выйдем в море!
Совесть колотилась, колотилась у каждого в груди, наконец, выйдя из терпения, плюнула им в души и выскочила наружу.
Матросы, почувствовав себя свободными от совести, быстро поднялись на ноги и бегом на корабль. Но совесть ведь тоже не глупая, она по пути в порт забежала в портняжную мастерскую, быстренько переоделась в матросскую робу и почти вслед за матросами поднялась на палубу корабля.
Матросы, обрадовавшись, что избавились от совести, быстро отдали концы и вышли в открытое море. Выйти-то вышли, а на палубе сам черт мог ногу сломать. Ящики грудами лежали на бочках, бочки — на ящиках. Вся эта свалка издали походила на мусорную кучу. И хоть бы кто-нибудь из команды взял да ради потехи закрепил одну бочку какой-нибудь плохонькой веревкой, не говоря уж о том, что весь груз должен быть уложен в трюме. А матросы лежат себе спокойно с задранными вверх ногами и в ус не дуют. Совести теперь у них нет. Даже боцман с капитаном из своей души ее вытрясли.
На этом корабле с совестью остались только одни паруса, они подставили свои спины ветру и добросовестно толкали корабль вперед.
Совесть же, в какую бы форму она ни переодевалась, всегда остается совестью и не может терпеть беспорядок. Она подбежит то к боцману, то к капитану, то к матросам, прося, чтобы хоть палубу привели мало-мальски в порядок. А ей говорят:
— Это еще что за начальник в матросской робе явился командовать нами! Если тебе нужно, иди и убирай сам.
Что могла бедная совесть сделать с такими матросами? Вместо них сама поднималась из кубрика на палубу и, сколько у нее хватало сил, старалась там поддерживать порядок. Словом, дни и ночи несла за бессовестных вахту.
А корабль плывет. Плывет неделю, плывет две. Совесть уже еле ноги таскает. Она ведь не числилась в списке команды, а поэтому ее и не кормили. Если в камбузе[3]
после обеда оставалось что-нибудь, значит, ела, а если нет — ходила голодная.Как-то совесть попросила одного матроса помочь ей свернуть толстый и тяжелый канат. Матрос посмотрел на нее и спросил:
— Ты что, больше всех хочешь денег получить, что ли?
— А я совсем не получаю, — ответила совесть.
— А что же стараешься так? И чтобы больше никому совесть не надоедала, этот матрос взял да и столкнул ее в якорный ящик. А она уж так обессилела, что не могла даже выбраться оттуда. И, наверное, умерла бы там, если бы в это время не разыгралась буря.
Груз на корабле сразу ожил. Ящики заползали по палубе, бочки, как стадо буйволов, нечаянно попавших в загон, стали носиться из стороны в сторону и рушить все, что попадалось им по пути. Судно, как человек, которого бьют, раскачивалось из стороны в сторону и начало зарываться в воду.
И тут матросы поняли, что, если вскорости они не придут в порт, будет им в море конец. Поэтому, когда они увидели свой порт, все радостно закричали, а на капитанском мостике весело заговорили флажками.
«Внимание, внимание, прибыла с рейса шхуна „Голубая волна“, просим как можно скорее впустить нас в порт».
А с портовой сигнальной вышки отвечают:
«Впустить в порт не можем. У нас кораблей без совести не принимают».
— Как это они нас не могут впустить! — загалдели матросы.
И опять началась перепалка флажками. А с портовой сигнальной вышки отвечают по-прежнему:
«Нет, нет, нет. У нас не принимают кораблей без совести»
Не пропадать же морякам! Капитан приказал послать радиограмму в соседний порт. Там тоже «Голубую волну» не принимают. Ни в один порт не хотят этот корабль пускать. Что же делать?
Сбились матросы в кучу, зачесали затылки и начали друг друга упрекать, что ни один из них не оставил в своей душе хоть частицу совести. Кричали, кричали, а потом кто-то воскликнул:
— Братцы, не наша ли совесть валяется в якорном ящике?
Матросы сейчас же кинулись туда. Вытащили полуживую совесть. Освежили ее холодной водой. Когда совесть открыла глаза, все обрадовались и закричали разом:
— Говори, пожалуйста, что ты хочешь от нас? Мы всё для тебя сделаем.
Совесть не успела сказать и слова, как из задних рядов опять закричали:
— Что говорит совесть? Поднимите ее выше. Мы все хотим слышать ее голос.
И матросы подняли свою совесть на капитанский мостик. Только успели ее поднять, радист корабля сразу получил сто двадцать пять телеграмм. Сто двадцать пять портов «Голубую волну» к себе приглашали.
МАШЕНЬКА — ВЕТРЕНЫЕ КОСЫ
Эту сказку я слышал очень давно от одного старого матроса, которому в свое время рассказал ее боцман, боцману — какой-то лоцман, тому, видимо, еще кто-то. А теперь я расскажу тебе. Надо же знать, какие сказки складывали наши деды и прадеды во времена парусного флота.