Внуки

Вальтер приготовил пунш, Фрида Брентен в последнюю минуту еще испекла «берлинские пончики», и маленькая семья впервые за много лет снова собралась за одним столом. Не хватало только Пауля. Эли сказала в своей обычной небрежной манере:

— Этот урок он вполне заслужил. Но теперь уж, пожалуй, хватит с него. Думаю, что он навсегда излечился от страсти играть в солдатики и в войну.

— Меня не удивит, — сказала Фрида Брентен, — если и он вернется коммунистом и начнет каждый вечер бегать по заседаниям и собраниям. Тебе это, моя милая, тоже не понравится.

— Пауль никогда не станет коммунистом, мама, — заметил Вальтер. — Ведь, помимо всего прочего, это еще вопрос характера.

— Не говори о Пауле плохо, сынок. Есть люди похуже.

Сестра улыбнулась брату.

— Ни слова против Пауля; мама взяла его под свое крылышко, а свой выводок она защищает.

У окна сидел сын Эльфриды Петер. Да, Петер звали его, как Петера Кагельмана. По возрасту он чуть-чуть не попал в последние наборы. Родись он на год раньше, лежал бы теперь где-нибудь на поле под могильным холмиком, как Петер Кагельман.

Какой спокойный мальчик! Шестнадцать лет, а смирен, как первоклассник. Вальтер заговорил с ним:

— Ну, Петер, как нравится тебе учение? Ты, кажется, на корабельного мастера учишься, правда?

Мальчик оторвался от книги, которую читал:

— Очень нравится, дядя Вальтер!

— Умеешь уже построить корабль? Игрушечный, конечно.

— Нет, дядя Вальтер, этого я еще не умею.

— Очень он похож на Пауля? — спросила брата Эльфрида.

— По-моему, похож. От тебя, во всяком случае, он мало что унаследовал.

— А ты в самом деле ничего не можешь сделать, чтобы Пауля скорее отпустили? — спросила Вальтера мать. — В Берлине у тебя, наверное, есть влиятельные знакомства среди русских?

— Нет, мама, таким способом сделать ничего нельзя. Отдельные люди тут ничем помочь не могут. У нас ведь все еще нет мирного договора, который обыкновенно регулирует вопрос и о военнопленных.

— Но все-таки из плена каждый день кто-нибудь да возвращается.

— Правильно. Это добрая воля Советского Союза. Русские вовсе не обязаны отпускать военнопленных.

— А зачем же им столько пленных?

— Числа нет, мама, разрушениям, которые фашистские армии произвели в России. Города и села, заводы и фабрики они обращали в пепелища. Военнопленные обязаны помочь восстановить все то, что они или их соотечественники уничтожили.

— Паулю это будет очень полезно, — коротко сказала Эльфрида. — Он любил повторять поговорку: «Как ты мне, так я тебе». Теперь он получает свое.

— Кончим этот разговор, — сказала мамаша Брентен. — Не станем же мы в последние часы старого года заниматься политикой.

Они чокнулись, выпили, отведали пончиков, которые были даже с начинкой из джема. Эли включила радиоприемник. К ее огорчению, новогодняя передача уже началась. Транслировалась «Летучая мышь», и барон фон Айзенштайн пел с чувством:

Что нельзя изменить,
Лучше то позабыть.

— Да, счастлив тот, кто может забыть.

Фрида Брентен, сложив руки на коленях, слушала передачу.

— Как хорошо, что я опять сижу среди вас, дети мои. Не хватает только Пауля и Виктора. Оба в России и друг о друге, верно, ничего не знают.

— Ты опять ударилась в политику, мама?

— Ах, дочка, не болтай глупостей! Не все же о пустяках толковать. Можно когда-нибудь и о дельном поговорить.

Все рассмеялись и согласились с ней. Можно. Даже нужно. Вальтер рассказал о Викторе, о том, как Виктор вступил в Берлин с Советской Армией.

— А теперь он твердо решил учиться и стать физиком.

Мать и Эльфрида расспрашивали его об Айне. И о Кат. Фрида Брентен все-таки не могла понять, как это между Вальтером и Кат не только нет неприязни, но они еще остаются добрыми товарищами. И даже с женой Вальтера у Кат хорошие отношения.

— Мир и люди, — сказала она, — совершенно переменились. Обычно этого не замечаешь. Но как вспомнишь свою молодость! Нет, тогда все было по-иному. Если бы в ту пору… муж со мной разошелся и женился на другой, я бы ни его, ни ее знать не хотела. Но все-таки жаль, что ты не мог привезти жену.

— Покажи еще раз ее фотографию, — сказала Эли. Внизу, на улице, затрещали хлопушки. Фрида Брентен до смерти испугалась и возмущенно крикнула:

— Что за люди!.. Ну, сами скажите, не сумасшедшие разве? Им еще не надоела пальба! Нет, это какой-то совсем особый мир. Я его не понимаю.

VI

Поздно вечером явился еще гость. Бывший квартирант Фриды пришел поздравить ее с Новым годом. Ока поблагодарила и представила ему Вальтера:

— Мой сын.

— Да не может быть! — Амбруст подошел к Вальтеру. — Из Москвы?

Пожимая ему руку, Вальтер ответил:

— Из Москвы-то я давненько.

— Что ж вы раньше не приехали к нам? Сколько лет мать вас ждала, ждала, дождаться не могла.

— Если бы так просто было приехать. Из Москвы в Берлин сейчас гораздо легче добраться, чем попасть из Берлина в Гамбург. А кроме того, оба эти года пришлось работать и днем и ночью. Разруха-то страшная…