Внуки

С грохотом захлопнулась за ним дверь, и только через некоторое время — видно, это не сразу удалось — щелкнула задвижка и в замке повернули ключом. Вальтер неподвижно стоял в камере. Дыхание у него спирало. Страх сжимал сердце. Он глотнул, точно хотел вогнать внутрь охватившую его жуть. Его трясло, но не было ни пальто, ни одеяла, ни соломенного тюфяка. Кругом камень, только камень, холодный, покрытый плесенью. Не поворачиваясь, он взглянул на бачок у дверей. «По крайней мере, что-то, на чем можно посидеть», — подумал он. До чего же высоко окно здесь!.. Да и то оно лишь на треть выходит на тюремный двор, и в камеру проникает только слабая полоска света. Даже если подтащить сюда бачок и взобраться на него, двора все равно не увидишь.

Он насторожился. Снаружи у окна были люди. Он подался вперед, посмотрел вверх и услышал голоса. Вдруг стало темно… Раздался стук молотка.

Ей-богу, они заколачивают даже и это полуслепое окошко. Наступила кромешная тьма.

ГЛАВА ПЯТАЯ

I

По воскресеньям в хорошую погоду гамбуржцы выезжают с утра в Санкт-Паули, чтобы выпить в портовом кабачке «утреннюю» кружку пива или стакан грога, либо посидеть в Вильгельмсхалле, славившемся своими горячими булочками. Многие отправляются в окрестные лесные деревни, чтобы в идиллической обстановке открытых ресторанчиков на берегу верхнего Альстера, попивая пахтанье, тминную или пиво, насладиться воскресным утром. Жители Харвестехуде, Ротербаума и главным образом владельцы вилл на побережье Аусенальстера, как и их отцы и деды, пили свою «утреннюю» кружку в ресторане-поплавке «Уленхорстер Фэрхауз». Расположен он в одном из красивейших уголков на берегу Аусенальстера, откуда открывается великолепный вид на город.

В ранний утренний час этого первого майского воскресенья в «Фэрхаузе» было еще малолюдно, хотя в безоблачном небе ослепительно сияло солнце. На застекленной веранде над Альстером сидели лишь две пожилые дамы и Эрнст Тимм с его спутницей — немолодой, но еще очень миловидной и привлекательной женщиной.

Глядя на нее, Тимм проговорил с ласковой улыбкой:

— Право же, Клара, ты чудесно выглядишь. Что уж поделаешь, не первой мы с тобой молодости, но в старики нам еще рано записываться.

— Сейчас для нас важно одно — ничем не выделяться среди здешней публики.

— Лучше всего забираться в самое логово зверя, это наиболее безопасно.

Эрнст Тимм, не очень стройный, но отнюдь и не грузный человек, все еще весьма подвижной, был, что называется, в расцвете сил.

В светлом летнем костюме, Тимм производил в этой обстановке впечатление страстного любителя парусного спорта, решившего сделать здесь привал. Он вынул из кармана короткую пенковую трубку и, обстоятельно набивая ее, заговорил:

— Профсоюзы унифицированы. Все средства рабочих организаций расхищены. Если что-нибудь может привести рабочих в ярость, так именно это. Десятки лет с огромными усилиями, идя на жертвы, создавали они свои классовые организации. Мы продолжим нашу борьбу внутри фашистского «Трудового фронта»^[9]. В настоящий момент этот вопрос должен быть в центре внимания. Филипп, вероятно, того же мнения, поддержи его. Второй по важности вопрос — это бесперебойный выпуск «Фольксцайтунг». Разумеется, надо принять все меры предосторожности. Вальтер Брентен, вероятнее всего, стал жертвой предательства, в этом я все больше убеждаюсь. Всех, кто работал с ним, необходимо удалить, сменить и установить за ними наблюдение. Филипп спрашивает, что делать с Мартином? Он за него ручается. Откровенно говоря, я тоже в нем уверен. Но из принципиальных соображений считаю, что и его надо заменить и за ним следует установить наблюдение. Знаю, что если газету, несмотря на арест Вальтера, все же сумели выпустить к Первому мая, так это главным образом заслуга Мартина, которая дает ему право на нашу величайшую признательность.

— Неужели у нас действительно нет никаких данных об обстоятельствах ареста Вальтера? — спросила Клара. — Он договорился об очередной встрече с Мартином, так ведь? И, очевидно, по дороге был арестован.

Эрнст Тимм, выбравший крайний столик, откуда как на ладони была видна вся веранда, раскурил трубку, кивнул и сказал:

— У тебя все данные есть, Клара. Он жил у дяди, чудаковатого старика, который занимается астрономией. С матерью же Вальтера, взявшей к себе его сынишку, не так просто будет связаться.

— Да, здесь многое остается неясным.

Тимм сделал ей знак глазами, чтобы она замолчала. На веранду вышел кельнер, остановился возле одного из пустых столиков и скучающим взглядом уставился на Аусенальстер.

— Кельнер! — Эрнст Тимм заказал еще порцию виски с содовой.

— Так, можешь продолжать, Клара.

— У нас есть сведения, что его доставили в ратушу, а затем перевели в Фульсбютель. Но туда он не прибыл. Через регистрацию он там не прошел. До сегодняшнего дня нам не удалось установить, где он.

— Да, да, мне все это известно, — шепнул Тимм. — Но что это означает? Быть может, они его куда-нибудь уволокли, пристрелили и закопали.

— Если так, если можно хотя бы предположить, что это так, то…