Внуки

Вальтер лежал с открытыми глазами. О сне нечего было и думать. Он только сейчас начал осматриваться и в потемках разглядел у противоположной стены детскую кроватку. На столе разложены игрушки. У дверей стоит шкаф, доходящий почти до потолка… Он спасен, да, но опасность не миновала. Полиция будет рыскать по всем вокзалам, во всех поездах, не день и не два… Но здесь он долго оставаться не может. В таком густонаселенном доме много любопытных глаз. Он ставит под удар не только себя, но и семью товарища. Рихард Крегер… Вальтер никогда не видел его. Повсюду у нас друзья, хотя такая дружба может стоить головы. Когда фрау Крегер стояла перед ним, упершись руками в бока, молчаливая, мрачная, он уж и не надеялся, что она его впустит. И она все же впустила его — и так просто… Но куда он пойдет завтра? Как уведомить товарищей и снова связаться с ними? В первую минуту он решил поехать в Гамбург и опять поселиться на чердаке у добряка Штюрка. Это было бы самое верное дело. И через Клару легче всего было бы связаться с партийным комитетом. Но ведь гестапо как раз Гамбургский вокзал и возьмет под наблюдение. Надо доехать только до Харбурга, а там сесть в трамвай. В конце концов вряд ли из-за него поднимут такую уж большую тревогу…

Наконец Вальтер уснул. Но тотчас же проснулся: дверь тихонько приоткрылась. Он прикинулся спящим. Кто-то подошел к дивану и нагнулся над ним. Мужской голос тихо произнес:

— Да, Марта, это ты хорошо сделала.

VI

Вальтеру пришлось остаться на квартире у Крегера гораздо дольше, чем он считал возможным и чем это было удобно ему и особенно хозяйке. С каждым днем она становилась резче и угрюмее, а он молчаливее и терпеливее. Крегер приходил домой и пожимал плечами. Он сообщил о Вальтере всем партийным инстанциям, но пока никакого отклика не было. Вальтер стал свидетелем супружеских ссор, причиной которых был он. Однажды до него донесся возглас мужа: «Но что тут поделаешь? Не можем же мы вышвырнуть его на улицу!» Не раз порывался Вальтер просто уйти из дому, поехать в Гамбург, к Штюрку. Но как дисциплинированный подпольщик он заставлял себя ждать. Такова была инструкция, и надо было набраться терпения.

Вальтер часами играл с двумя детьми, двухлетней Густой и четырехлетним Тони. Мальчуган, как передала Вальтеру жена Крегера, уже разболтал детям во дворе, что у них живет дядя, который всегда с ним играет.

Пять дней прожил Вальтер у Крегеров, часами лежал он, скрючившись на своем коротеньком диванчике. Наконец явился молодой паренек, едва ли двадцати лет, в синей матросской шапочке и ярко-желтом шарфе. Вальтер распрощался с хозяйкой и поблагодарил ее. Он хорошо понимает, сказал он, на что она отважилась и сколько страху натерпелась из-за него. И у скромной измученной женщины, жены рабочего, увлажнились глаза, она, со своей стороны, извинилась: да, она бывала несдержанна и порой давала ему это почувствовать.

Опять все сложилось иначе, чем ожидал Вальтер. Молодой товарищ — его звали Эди — сказал, что ему поручено отвести Вальтера к одному крестьянину в Тиммерсло, деревню, находившуюся в двадцати километрах от города. Больше Эди ничего не знал. Что оставалось Вальтеру, как не следовать за ним? Они вышли за черту города и зашагали по полям.

От своего юного провожатого Вальтер узнал, что пять дней назад гестаповцы арестовали сразу семнадцать человек. В том числе и Курта Хильшера, у которого, сказал Эди, был где-то в центре города магазин электроламп. Из его слов Вальтер понял, что взяли почти весь состав городского партийного комитета. Но раз Эди пришел за Вальтером, значит ясно, что образовался новый комитет.

До конца апреля пришлось Вальтеру оставаться в Тиммерсло у крестьянина Генриха Хаберланда. Там, правда, он чувствовал себя не в пример лучше, чем в тесной детской у железнодорожника Крегера, но все мучительнее становилась неизвестность.

Наконец как-то вечером, вернувшись из города, Хаберланд, здороваясь с Вальтером, подмигнул ему: добрая весть. Он положил на стол двести марок и маленький клочок бумаги, оторванный от белого поля газеты «Фелькишер беобахтер». Вальтер прочел: «Дрезден, Брюльская терраса, открыто с 10 часов».

Вальтер просиял. «Тимм, — тотчас же подумал он, — Эрнст Тимм». Это была воистину добрая весть. Вальтер взглянул на хозяина, собираясь поблагодарить его, и увидел, что и тот от души радуется вместе с ним.