Внуки королей

Перед гостиницей, на большом, обращающем на себя внимание щите мы ежедневно читали слова, которые велел написать месье Мамби: «Кенедугу-палас. Отель. Бар. Ресторан». Была разрекламирована и вода, текущая из крана в номерах, и электричество, имеющееся в отеле. Что он мог поделать, если напряжение падало и холодильники не всегда давали необходимую температуру! И что его Кенедугу-палас еще не был настоящим дворцом! Чтобы этого добиться, нужно было еще немало поработать, провести большую воспитательную работу. Мамби с этим справится. Не его вина, что дело еще не сдвинулось с мертвой точки.

С тех пор как мы с Диаварой покинули Бамако, чтобы познакомиться со страной и людьми, мы путешествовали как гости правительства. Куда бы мы ни приезжали, комнаты и питание нам ничего не стоили. Диавара должен был лишь проверить счета и подписать их. Поэтому в последний день экскурсии в Сикасо нам представили два счета. Я попросил дать мне тот, который касался меня. Диавара получил второй.

Мой счет был написан аккуратным детским почерком.

— Все точно? — спросил Мамби.

— В порядке, месье, — ответил я, — только… вы не боитесь, что если посетители сами будут подсчитывать итог, кто-нибудь проведет вас? Пожалуйста, проверьте, выходит, если я не просчитался, 930 франков.

Только что перед этим Мамби обменялся на диалекте несколькими словами с Диаварой. Мне показалось, что начинался спор. Конфликт еще не рассеялся, он еще висел в воздухе, может быть, поэтому хозяин так горячо накинулся на меня:

— Конечно же, я не умею считать, месье. Разве меня этому учили? Когда мы были детьми, то не имели возможности, уважаемый месье, ходить в школу. Мы вместо этого занимались другим: мы боролись. — Он проговорил эти несколько фраз в явной запальчивости. — Боролись в течение всей жизни! — закричал он мне неожиданно громко прямо в лицо, так что я даже вздрогнул.

Я быстро извинился. Счет, как я понял, написал мальчик, помощник кельнера, который уже умел писать, но еще не умел считать.

Месье Мамби теперь говорил с Диаварой или Диавара с месье Мамби. Я ушел. Я досадовал, что зашел так далеко. И именно с Мамби! Я поступил необдуманно, я хотел мерить в Африке на самодовольную европейскую мерку.

Через час ко мне подошел Диавара, немой от негодования. В его руке дрожал счет Мамби, счет, предназначенный для отчета правительству. Он просмотрел со мной графу за графой, деловито, с мрачной миной, и, я должен отдать ему должное, он не мог признать его правильным. Там были указаны цены, которые сделали бы честь «Гранд-отелю» Бамако. Назывались блюда, которых мы никогда не видели на нашем столе, к ежедневному завтраку было приплюсовано дорогое масло, хотя мы ни разу не рискнули насладиться маслом Мамби.

— Я призову его к ответу, — сказал Диавара внешне спокойно и в то же время кипя от негодования, — и он не сможет отпереться, не сможет ничего возразить мне. Я его поймал за руку. Он во всем признался. Этот пройдоха воображает, что не сделал ничего особенного. «Чего ты хочешь? — сказал он. — Ведь все равно платит правительство, а не ты. Они сидят в Бамако, у них твердые заработки, а что у меня? Что остается мне? Или тебе?» Месье, вы должны понять: я сразу сделал для себя вывод.

Я воздержался от ответа. Разве мое мнение было так уж важно?

— Но ведь он боролся, — лишь сказал я, помедлив, — он сам мне это говорил.

Диавара зло рассмеялся. Надо было посмотреть, каких трудов ему стоило себя сдерживать.

— Он рискнул сказать это и мне, мошенник. Он сказал: «Сначала мы боролись, теперь они хотят заставить нас работать. Пойми, я нуждаюсь в деньгах». Это же так просто: Мамби нужны деньги. Я вам открою, как боролись эти типы. Где-нибудь в колониальном управлении, у какого-нибудь большого паразита они были боями, маленькими служащими, маленькими подхалимами. Их борьба заключалась в том, чтобы обворовывать французов. Они воображали, что делают много, и не замечали, что обворовывают свой собственный народ. Этому они научились и сегодня хотят, чтобы так шло и дальше. Но я скажу вам, так не пойдет. Эти… эти рабские натуры…

Диавара задохнулся, я увидел, как у него на висках вздулись жилы и наконец он весь отдался своему гневу. Я помалкивал. Ядовитая плесень колониализма — мог бы сказать я ему, и так оно и было: вина месье Мамби — вина обманутого. Настоящие виновники — паразиты покрупнее — пример для людей типа Мамби. Но я молчал. Это было делом самих африканцев, и хорошо, что они воспринимали его так серьезно, как оно того заслуживало.

Я и не мог бы больше ничего сказать, даже если бы и хотел: Диавара произносил речь до самого аэродрома.

НЕСКОЛЬКО ПОДРОБНЕЕ О СТОЛИЦЕ

Три крокодила в гербе

Опять в Бамако.

Палящие лучи солнца заливают город, рынок и большую мечеть, министерство и парламент, акации и немногочисленные пыльные пальмы. Облегченно вздохнув, вступаем в редкую дрожащую тень, под перистые листья пылающих деревьев на Рю Рене Кайе. Деревья — роскошь в этой бедной растительностью стране.