Внуки королей

Диалло обещал заехать за нами около половины четвертого. В пятнадцать часов тридцать минут, ни минутой раньше, ни минутой позже, подъехал он на своей машине. Диалло правил сам, молча и сосредоточенно. К дому отца невесты Ба Мамаду в Кати-Кура подъехать нелегко, так как перестройка городка Кати еще не закончена. И без того узкие улицы становились почти непроезжими, когда их заполняли многочисленные стада коз. Одни дома были наполовину снесены, другие — наполовину построены; подъезд к дому преграждала строительная площадка. Часы показывали уже 16 часов 10 минут, когда мы наконец прибыли. А нам очень не хотелось чего-либо упустить. Между двумя каменными домами в тени мангового дерева стояли ряды стульев, как будто бы здесь собирались смотреть кинофильм. Еще ничего не началось… Несколько мужчин уже сидели на стульях, число их постепенно увеличивалось. Оказалось, что Хельга-единственная женщина среди двадцати, тридцати, теперь уже сорока мужчин! А будет еще больше: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят. Белые и бледно-голубые бубу окружали нас подобно венку из цветов; красные фески, шапки из белого и серого каракуля, лиловые и красные шляпы, щедро украшенные блестками, черные и белые шапочки стариков. Иногда какое-нибудь бубу, колыхаясь, надвигалось на нас, потому что кто-то хотел поздороваться с Диалло. Всем кажется само собой разумеющимся видеть европейскую женщину среди мужчин, в то время как Хельга не перестает удивляться.

— Ты понимаешь что-нибудь? — спрашивает она и оглядывается вокруг. — Но какие чудесные, величественные головы, — продолжает Хельга, — все они выглядят учеными, сенаторами, священниками.

Прибывает губернатор округа Бамако, за ним следует комендант города. И еще несколько знатных лиц. Диалло называет ранг и фамилию каждого. Все происходит как на сцене; каждый знает свой выход, свою роль и роли других. А мы, сидящие в центре, — актеры, которые не до конца выучили свои роли. Разговаривают на французском языке или на бамбара, многие французские звуки и слова вливаются в национальную речь.

Много церемонных разговоров. И какая-то легкость, радостное предвкушение праздника. Много мужской самоуверенности, выставленной напоказ, в полную меру.

— Все это выглядит несколько гротескным, — говорит Хельга. — Свадьба мужчин. А где Амината?

Это правда. Подошло всего несколько женщин, да и те, едва прибыв на место, тотчас же молча отделились от своих мужей и прошли в дом, где остальные женщины, сидя на циновках и оживленно болтая, ожидали начала праздника. Дверь была открыта, и мы могли их видеть.

— Какая Амината? — спрашивает Диалло. — Ах, вы имеете в виду невесту? Но ведь новобрачные не принимают участия в венчании, разве вы не знали?

Мы этого не знали и, откровенно говоря, расстроились. Итак, мы не увидим невесту, Аминату? Блестящая картина праздника сразу же померкла. Вот вам и закон о браке, и комментарии министра, и слова Диалло о том, что женщина должна получить больше прав. Закон, а еще больше размышления о законе, наш собственный комментарий, настроили нас на оптимистический лад, а теперь действительность вторглась в нарисованную нами картину, как непонятный сон, хотя и очерченный четкими контурами. Слабейшая часть общества была отправлена в ссылку, туда, в отдельную комнату, а мы остались здесь посреди гордого собрания роскошно одетых мужчин. Черт побери, что же это такое, свадьба без жениха и невесты? Но самое худшее заключалось в том, что Диалло, наш друг п союзник во имя общественного прогресса, все это сносил хладнокровно.

— Нет, нет, — успокаивает он нас, — новобрачные никогда не присутствуют на свадьбе, и вы сейчас увидите, как все происходит без них… Так венчались наши родители, наши бабушки и дедушки. Я ведь сказал, наши традиции…

И он, такой пунктуальный, сейчас, казалось, даже не заметил, что солнце опустилось уже довольно низко, что прошло более часа с тех пор, как мы заняли места под манговым деревом.

Чтобы гости не скучали, маленькие девочки, протискиваясь между рядами, протягивают стаканы с имбирной водой, сладковато-пряным напитком. Потом к ним присоединяется юноша с корзиной красных орехов кола. Никто не отказывается, каждый берет для себя в корзине хорошее настроение. Мы также разгрызаем кусок горького ореха. Диавара, не любивший кофе, всегда утверждал, что орех кола в тысячу раз лучше этого невкусного напитка. Чтобы скоротать время, мы пытаемся выразить вкус кола, но вкус не выразишь словами, он остается лишь в наших ощущениях. Здесь не подходят никакие сравнения. Скорее можно кое-что сказать о действии ореха: горечь ореха вполне терпима, и ее перестаешь чувствовать, испытывая приятную свежесть по рту. Не раз приходилось нам хвалить орех кола. Освежающая, бодрящая, живительная кола — древнейшее возбуждающее средство в страдающей от изнурительного зноя Африке.

А сегодня во рту осталась какая-то горечь… Хельга обращается к Диалло, словно только сейчас до нее дошло все происходящее:

— Если бы я могла предвидеть… Что же нам теперь делать с подарком?