Внуки королей

Через некоторое время начинаются скачки на трех белых верблюдах. Рыцарские игры — привилегия туарегов. Они мчатся мимо нашего шатра, кружатся вокруг него. Все движения точно рассчитаны. Наездники заставляют животных даже ползти на коленях по направлению к высокому гостю. Верблюды при этом мычат и ревут, издают гортанные звуки и хрипят, скаля свои желтые зубы. Это страшно и прекрасно в одно и то же время. Исключительное зрелище, театр на открытом воздухе. Сверкающие белизной верблюды на фоне голубого неба, пестрая, раскачивающаяся по бокам животных кожаная бахрома, красная среди чудесной мягкой зелени цвета морской воды. Эта роскошь, эти темные закутайные фигуры с мечами и кинжалами, похожие на привидения, явившиеся среди ясного дня… Это кажется таким нереальным, что закрываешь глаза и тут же опять широко раскрываешь их, чтобы ничего не пропустить. Большое представление, средневековье, вторгшееся в середину нашего столетия, явно ощутимое, слышимое и видимое нами. Здесь все сверкает, издает гортанные звуки и хрипит, мчится в стройных рядах, вздымая песок, скаля зубы,

У туарегов. Фантазия с белыми верблюдами

А в заключение еще и подарки. Марабут берет из рук своей свиты пеструю кожаную переметную суму работы туарегских женщин и ковер. Ковер, который он привез из Мекки.

— Мы очень польщены вашим посещением, господин губернатор. Поэтому разрешите…

Прошел уже час, как губернатор надвинул тюрбан на лицо. Он не скрывает своего желания молча отклонить подарки. Но должен ли он поступать так? А что означают эти подарки — не взятку ли, сохранившуюся еще от старых времен? Ведь взятка здесь столь обычна, что преподносится совершенно искренне. И сколько остается от истинного чествования гостей?

— Хорошо, — говорит губернатор. — Я приму подарки. Благодарю вас. Друзья из демократической Германии — наши гости, и, если вы не возражаете, я передам подарки им.

Руки, которые поднимает хозяин, могут выражать согласие, разочарование или отказ. Но он молчит. Между тем перед шатром собираются еще и другие туареги. Они приходят и садятся, не проронив ни слова, и их становится с каждой минутой все больше. Среди них нет ни одного белла.

— В этих местах привыкли кочевать мой отец и мой дед, — начинает разговор марабут, — я опять вернулся сюда, с тех пор как страна стала свободной от французов.

— Я счастлив, — отвечает губернатор Бакара, — сидеть перед образованнейшим марабутом, который известен от Гундама до соседней Республики Нигер. — Губернатор небольшого роста, что особенно заметно при сравнении с высокими фигурами кочевников; он играет белой лентой своего тюрбана и задумчиво разглядывает круг закутанных фигур. Его толстые губы кажутся мне уже, чем на самом деле; на его черном лбу блестит несколько капель пота, — Аллах дал людям сад Эдема, — продолжает он, — чтобы они хорошо чувствовали себя на земле. Что составляет человеческое счастье? Первое — это свобода. Мы завоевали себе свободу; сегодня я могу говорить с вами как мусульманин с мусульманами. Второе-это возможность использовать завоеванную свободу для того, чтобы стать настоящими людьми, достигнуть высокого совершенства. А совершенный человек, который развивает свой дух, сможет понять все.

Сначала губернатор говорил спокойно, словно шла обычная беседа, но постепенно разговор перешел в темпераментную речь. Чем громче становятся слова, тем больше появляется туарегов, которые образуют огромный полукруг. Губернатор так крепко держит в руках ленту своего тюрбана, как будто бы хочет ее разорвать.

— Школы надо посещать, нельзя больше сопротивляться учению, — кричит он этим вооруженным и закутанным людям.

Они стоят молча, не шевелясь; не знаешь, какие мысли бродят за их опущенными лисамами. Выжидающий взгляд над краем лисама, руки, обхватившие рукоятку кинжала…

Марабут хочет что-то возразить. Школы, говорит он, его народ имеет со времен предков: это медресе, существующие в лагерях, в них изучают молитвы к Аллаху. Его руки как бы придают осязаемую форму словам — изящные, тонкие, почти женские руки.

— Коран — это хорошо, — возражает губернатор, — но его знания недостаточно. Мы живем в двадцатом веке. Люди строят стальные корабли, на которых они летают к далеким звездам. Только в государственных школах собраны для вас знания, которые так необходимы. Все должны учиться, все без исключения — иначе, что станет с белла, если он задумает покинуть стадо и работать в городе? А ваша молодежь, дети — разве не должны они стать техниками, чтобы строить колодцы, чтобы подводить к вам воду, в которой вы так нуждаетесь?

Молчание. Туареги наклоняют головы.

— Дайте нам подумать, господин губернатор, дайте нам обсудить все это, — просит марабут, — сам я думаю, что мы можем согласиться с вашим советом.