Внутреннее обозрение

Повреждение имущества, насилие, угрозы – все это воспрещено законом под страхом наказания; нет, следовательно, причины выделять эти действия в особые проступки, когда они совершаются в связи с забастовкой. Наказуемость деяния должна зависеть от его свойства, а не от момента его совершения; последний может иметь влияние только на определение меры наказания. «Отлучение от общения», само по себе не составляющее преступного деяния, нельзя считать наказуемым и в тех случаях, когда оно связано с возникновением или поддержанием стачки. Слишком растяжимо самое понятие о нем, слишком неуловимы его признаки. Оно может быть выражено взглядом, жестом, словом, ни к кому специально не обращенным. Трудно определить, притом, произвело ли оно желанное впечатление, им ли, или чем-либо другим, вызвана в данном лице решимость примкнуть к стачке или отказаться от возобновления работы. Более чем спорной кажется вам и наказуемость участия в сообществе, направившем свою деятельность к возбуждению или поддержанию стачек. Трудно представить себе возможность существования сообщества, специальная цель которого заключалась бы в организации и распространении стачек; так называемые стачечные комитеты образуются обыкновенно только в виду одной определенной стачки, и, следовательно, их члены ничем существенно не отличаются от обыкновенных организаторов стачки. Уголовная ответственность последних допустима разве тогда, когда, вследствие их почина, действительно состоялась стачка в предприятии, превращение или приостановление деятельности которого угрожает общественным бедствием или опасностью для государства. Только при наличности этого условия может быть речь и о наказуемости соглашений между состоящими на государственной службе, направленных к прекращению или приостановлению занятий; во всех других случаях вполне достаточна ответственность дисциплинарная. Стачки служащих мыслимы лишь при глубоком потрясении государственного организма, – а в такое время путем преследований и наказаний можно достигнуть лишь весьма немногого… Существенное значение имеет, по нашему мнению, только та часть правил 29-го ноября, которая обеспечивает участь служащих, пострадавших за отказ присоединиться к забастовке.

* * *

Много ценного принес минувший год России – но многого и лишил ее. Он положил начало давно желанной перемене государственного строя, давно желанной политической свободе; он прекратил тяжелую войну, обессиливавшую народ и не обещавшую ничего, кроме новых неудач и новых бедствий. Но еще раньше восстановления внешнего мира был нарушен мир внутренний – и нарушения его, захватывая все более и более широкую область, становились все более и более интенсивными. Несчастный день 9 января и ужасные декабрьские московские дни – вот две крайние точки, между которыми лежат весенние и осенние аграрные беспорядки, еврейские погромы на юге России, трагические события в Одессе, Севастополе, Варшаве, избиения в Томске, Твери, Феодосии, открытое восстание в остзейских губерниях, железнодорожные и почтово-телеграфные забастовки… Расстраиваются государственные финансы, останавливается промышленность, беднеет народ, голодают крестьяне – вследствие неурожая, рабочие – вследствие безработицы. На всем громадном протяжении страны нет уголка, где бы царила полная тишина. Утрачено взаимное доверие, поколеблена надежда на лучшее будущее; впереди виднеется целый ряд новых осложнений. Когда наступит конец беспрестанно повторяющимся стачкам? Как пройдет весна в взабаламученной до дна деревне? Водворится ли спокойствие на окраинах государства, близких и далеких? Соберется ли беспрепятственно Государственная Дума, найдет ли она необходимую поддержку во всех слоях населения? Удастся ли ей трудное дело создания форм и условий для обновления государственной и общественной жизни? Войдет ли в нормальную колею движение, разлившееся бурной волной? Ни на один из этих вопросов нельзя дать определенного ответа; в нависшей над нами мгле просветов еще слишком мало.