Читаем Внутренняя комната полностью

Константин, держа за спиной свою книгу, скучающе отвернулся и зашаркал по полу ногой. Мне не оставалось ничего другого, как поддержать отца. Не отходя от него далеко, я начала застенчиво осматриваться. Хозяин универмага молча не сводил с меня глаз, казавшихся в сумерках бесцветными.

– Те игрушечные телеграфные столбы в витрине, – заговорил отец после паузы, преисполненной для меня тревоги и ответственности. – Сколько бы вы за них взяли?

– Они не продаются, – сказал хозяин универмага, и больше ничего не сказал.

– Зачем же вы выставили их в витрине?

– Что–то вроде украшения, должно быть.

«Разве он не знает?» – удивилась я.

– Даже если обычно они не продаются, возможно, вы продадите их мне, – сказал мой отец–бродяга, улыбаясь, как Ротшильд. – Видите ли, они очень приглянулись моему сыну.

– Сожалею, – ответил продавец.

– Вы здесь главный?

– Да.

– Тогда, конечно, как разумный человек… – сказал отец, меняя тон с надменного на заискивающий.

– Они нужны для украшения витрины, – сказал торговец. – Они не продаются.

Краем уха я слушала их диалог, в то же время робко и ненавязчиво изучая затхлый ассортимент. В глубине магазина серая кружевная занавеска плотно закрывала окно, которое, судя по лившемуся из него тусклому свету, выходило на жилые кварталы. В этом приглушённом сиянии мерцал фасад огромного кукольного дома. Я тут же в него влюбилась. Куклы никогда не составляли основу моего счастья, но это их жилище было самой взрослой вещью во всём магазине.

У него были длинные прямые стены с зубцами под крышей и множеством стрельчатых окон. Неоготический дом, без сомнения, – или даже дворец. Он был выкрашен под цвет камня; серого камня, темнее того серого света, который сиял вокруг него. Входную двустворчатую дверь украшал маленький классический портик. Весь дом невозможно было увидеть целиком, поскольку он, грязный и неухоженный, стоял в углу широкой полки на козлах. Очень медленно я обошла его с двух сторон: две другие, скрытые в темноте, примыкали к стенам магазина. Из окна второго этажа, с той стороны, которая была не видна издалека, свисала поникшая и растрёпанная кукла. Мне никогда ещё не доводилось видеть настоящий дом, похожий на этот, не говоря уже о кукольных домиках, которые почти всегда напоминали виллу близ Джеррардс Кросс, принадлежавшую удачливому брату моего отца. Его особняк был похож на игрушку больше, чем это суровое, величественное здание передо мной.

– Просыпайся, – сказал мамин голос. Она стояла у меня за спиной.

– Нельзя ли пролить больше света? – осведомился отец.

Щёлкнул выключатель.

Дом в самом деле был великолепен – и, очевидно, финансово недосягаем.

– Похоже на макет Пентонвильской тюрьмы, – заметил отец.

– Какой красивый! – сказала я. – Как раз то, что мне нужно.

– Самая тоскливая игрушка, которую я видел.

– Я хочу притвориться, что живу в нём, – сказала я, – и устраивать маскарады.

Мой социальный анамнез был энергичным, но беспорядочным.

– Сколько он стоит? – спросила мама. Хозяин универмага стоял в стороне с обиженным видом, сцепив руки в замок и перебирая большими пальцами.

– Товар из вторых рук, – откликнулся он. – А скорее, из десятых. Какой–то леди понадобилось от него избавиться – так она сказала. Не хочу продавать вам то, что вам не нужно.

– А что если нужно? – вспылил отец. – Или в этом магазине вообще ничего не продаётся?

– Можете забрать его за фунт, – сказал хозяин универмага. – Буду рад освободить место.

– Там кто–то выглядывает, – сказал Константин. Он изучал дом с видом землемера или оценщика.

– В нём полно кукол, – сказал хозяин универмага. – Надеюсь, вы сможете его увезти?

– Не сейчас, – сказал отец. – Но я кого–нибудь пришлю за ним.

Это, как я знала, мог быть торговец семенами по фамилии Мун, у которого имелся большой, обтянутый брезентом грузовик, и с которым отец, бывало, братался на лужайке для гольфа.

– Ты уверена? – спросила мама.

– Он займёт слишком много места?

Она покачала головой. В самом деле, наш дом, хотя и отживший свой век, был чересчур велик для нас.

– Тогда пожалуйста!

А бедный Константин остался ни с чем.

К счастью, все двери в нашем доме были достаточно широкими, так что водитель из магазина Муна и паренёк–разносчик, назначенный по такому случаю ему в помощники, сумели осторожно водрузить мой подарок на его новое место, не накренив его и не поцарапав стену, которую мама совсем недавно покрасила. Я заметила, что кукла на втором этаже благоразумно отошла от окна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Радуга в небе
Радуга в небе

Произведения выдающегося английского писателя Дэвида Герберта Лоуренса — романы, повести, путевые очерки и эссе — составляют неотъемлемую часть литературы XX века. В настоящее собрание сочинений включены как всемирно известные романы, так и издающиеся впервые на русском языке. В четвертый том вошел роман «Радуга в небе», который публикуется в новом переводе. Осознать степень подлинного новаторства «Радуги» соотечественникам Д. Г. Лоуренса довелось лишь спустя десятилетия. Упорное неприятие романа британской критикой смог поколебать лишь Фрэнк Реймонд Ливис, напечатавший в середине века ряд содержательных статей о «Радуге» на страницах литературного журнала «Скрутини»; позднее это произведение заняло видное место в его монографии «Д. Г. Лоуренс-романист». На рубеже 1900-х по обе стороны Атлантики происходит знаменательная переоценка романа; в 1970−1980-е годы «Радугу», наряду с ее тематическим продолжением — романом «Влюбленные женщины», единодушно признают шедевром лоуренсовской прозы.

Дэвид Герберт Лоуренс

Проза / Классическая проза