Внутренние новеллы

Дорога там — красота невероятная, но недалеко, всего две с половиной сотни километров через перевал Кимчик, около трех тысяч над уровнем моря. Сейчас это великолепное четырехполосное шоссе, а тогда была узкая, нервная трасса, кое-где асфальт, кое-где грунт, голые горы, такие высоты, что дух захватывает. Машину поймали сразу, на выезде из Ташкента, узбек Нозим почти не говорил по-русски. Ну что ж, надо готовиться, Тургун заранее нас предупредил, что в бывшей столице Кокандского ханства русского населения почти нет, и по-русски совсем не все разговаривают. Особенно в окрестных кишлаках. К этому предлагалось отнестись с пониманием, улыбаться, и все тут. Если что, можно сказать, что мы гости, едем в Тургуну Рузиеву. Все поймут, и вопросов не будет.

Вопросов и не было. Мы улыбались, благо дело приятное, а ребята славные. Раза три останавливались, шофер наш с кем-то разговаривал, нас угощали фруктами. Волнующая дорога, безумные горы, умопомрачительная Азия!

В Коканд приехали к вечеру. Пока мы называли адрес, никто ничего не понимал. Потом кое-как, на пальцах в основном, объяснили пожилому таджику — таджики от узбеков серьезно отличаются, у нас в Европе этого не видишь, а в Азии понимаешь сразу — что мы ищем доктора Рузиева, и нас сразу привели на место. По дороге таджик рассказал, что Коканде всего два доктора наук, и они друг друга ненавидят. Второй доктор был химик, — плохой человек, с точки зрения нашего спутника. А каким он еще мог быть: — ведь провожали-то нас к Тургуну.

Увы, дома никого не было. Нашли ближайший автомат, позвонили, телефон молчал. Умом-то я понимал, что никакого подвоха быть не может, что Тургун Рузиевич неминуемо готов к нашему приезду, но все равно стало как-то неуютно. Мы прохаживались во дворе кокандской пятиэтажки, там, — как потом мы выяснили, — считалось очень престижно иметь квартиру в «новом доме», — вокруг ни единого прохожего даже с относительно европейским лицом, денег ни копейки, дело к полуночи. Ташкент казался отсюда потерянным раем.

Где-то к половине второго появился профессор Рузиев. Он вывалился из Волги, окруженный оравой пьяных учеников, сам совершенно в дребодан. Не существовало тогда еще там прочных исламских норм, явно не существовало. Профессор увидел нас, и тут же, укрепившись телом и духом, бросился к нам в объятия. «Как же так, — восклицал он, — как же вы не предупредили, что же он теперь скажет Людмиле, моей маме то есть, как стыдно, как нехорошо…» Стыдно, понятно, ему не было ни капли, и очень хорошо, наверное, он тоже себя чувствовал. Бодро и решительно мы поднялись на третий этаж и вошли в квартиру. Какое же было мое удивление, когда нас встретила узбекская девушка лет девятнадцати, которая не говорила по-русски совершенно. Вообще не знала ни единого слова. Тургун несколько смутился, что-то такое бормотал невнятное, а потом посмотрел на меня решительно и заявил, что это его местная жена, Лия. — Только пожалуйста, — добавил он, с особенным выражением посмотрев мне в глаза, — не рассказывай маме. Еще бы, не рассказывай, московскую жену с детьми он сам часто приводил к нам в гости и понимал грешным делом, какой мог выйти конфуз. Не знал он мою маму совершенно, ее б это только позабавило. Но Москва и наша семейная фатера на Дмитровском шоссе были далеко. А тут я не мог никак понять, почему Лия нам не открыла, когда мы звонили в дверь? И почему, тем более, не подошла к телефону? Однако и эта ситуация разрешилась просто. Оказывается, девушки на Востоке, когда одни, незнакомым людям дверь не отпирают. Это закон, он в крови. А к телефону не подошла, так как увидела в глазок, что мы русские, поняла, что это мы звоним, а по-русски-то она не говорит. Вот и застеснялась…

В общем, стол был мигом накрыт, на середине установили роскошное блюдо с уже дымящимся пловом, — как быстро был устроен этот плов, до сих пор для меня загадка, — и несколько чайников с разными чаями: зеленый чай, черный чай, чай с какими-то горными травками, просто горные травки без чая, предлагая мне которые Тургун смотрел как-то особенно выразительно… И, понятно, водка.

Стали мы есть и пить, Лия прислуживала, Тургун внимательно следил, как мы употребляем плов. Мы употребляли, только я никак не мог расслабиться; в самой гостиной, где мы сидели, что-то было не так. Вроде бы вполне типичная советская интеллигентская обстановка, серванты, книжные шкафы, но оформилась какая-то неправильность, смещенность, из-за которой как бы было немного стыдно. Хотя, вроде бы, не с чего. Я даже поглядывал на Ксю — понимает ли она, где в этой позиции ошибка? Но Ксюше, кажется, было по барабану, очень вкусный плов, а не ели мы ничего, кроме фруктов, дня полтора. Запиваешь горячим чаем, и исключительное блаженство. Наконец, меня осенило, какая странность обстановки мешает мне расположиться вальяжно и чувствовать себя естественно, — кроме молчаливой азиатской красотки, разумеется… Однако не в Лие дело…